только одно крыло, остальная часть самолета находилась на берегу. Невзирая на полученные порезы и ушибы, Дон выбил ногой боковую дверцу кабины, в то время как я выбрался через верхний люк.
Я думаю, что мы побили все рекорды, выбираясь из нашего полыхающего самолета. Он мог взорваться в любой момент, так что мы бросились бежать по пляжу под защиту дюн. Ноги вязли в песке, и приблизительно через двадцать шагов мы выдохлись и остановились передохнуть. Посмотрев вверх, мы увидели, что оба «фокке-вульфа» заходят для атаки и начинают пикировать на нас. Это был конец. Я не сомневался, что они собираются расстрелять нас. Поблизости не было никакого укрытия, а убежать мы не могли. Лишь стояли и молились. Когда они проревели над нами примерно в 6 м, ведущий, чью защищенную шлемом голову я смог четко разглядеть, помахал нам. Я помахал в ответ, и, когда они крыло к крылу отправились на свою базу, подумал, какими по-рыцарски честными противниками они были. Гул их двигателей стихал и постепенно наступила бы тишина, если бы не треск огня, пожиравшего обломки нашего самолета.
– Господи, какой чертовски длинный путь домой, – произнес я.
Не знаю, чего ждал в ответ от Дона на это очевидное заявление, но внезапно, словно в шоке, почувствовал себя невероятно одиноким. Независимо от того, что случится, похоже, пройдет много времени, прежде чем я смогу снова увидеть семью, и, конечно, существовала мрачная перспектива того, что я никогда больше не увижу ее. Дон молчал так же, как и я, ошеломленный нашим крушением и спасением от смерти, но я был уверен, что подобные мысли пробегали и в его уме. Это был лишь его второй вылет со мной, хотя до этого он провел успешный тур[10] штурманом на «митчелле». Он был женат всего несколько месяцев, и, поскольку был старше меня – ему исполнилось тридцать восемь, – это, вероятно, действовало на него гораздо тяжелее.
Мы видели, что приземлились на песчаную косу, отделявшую Рингкёбинг-фьорд от Северного моря. Нашей неотложной задачей было попытаться спрятаться до темноты. Мы пробыли в воздухе почти четыре часа, день уже близился к концу. Когда мы поднимались по песчаным дюнам, я неотступно думал о том, что дома сейчас наступило время вечернего чая.
Сумей мы продержаться до темноты, возможно, могли рассчитывать на помощь со стороны дружественно настроенных датчан и перебраться в Швецию, а затем домой. Мы достигли достаточно высокой точки в дюнах, которая давала хороший обзор и служила каким-никаким укрытием. Мы захватили с собой из самолета карты и, поскольку они не должны были попасть к немцам в руки, закопали их. Так же мы «похоронили» наши спасательные жилеты, но я решил оставить свой пистолет «люгер», это был трофей, офицер разведки взял его для меня у немецкого военнопленного, сбитого над Англией. Я считал, что он может быть полезен как средство убеждения, на случай, если какие-нибудь датчане решат быть нелюбезными.
Обсудив наше положение, мы успокоились и даже поверили в возможность избежать плена. На узкой дороге ближе к внутреннему