нас. Шахиншах готов за деньги приютить кого угодно, лишь бы это не было направлено против него самого. Италия и Австро-Венгрия слабеют, за их колониальное наследство развернется нешуточная борьба. Япония посматривает на нашу Сибирь, им мало половины Сахалина и островов, они хотят захватить как можно больше, хотят выбить нас из Порт-Артура, аннексировать Желтороссию[2]. Наступает эпоха войн – и мы должны быть к этому готовы. Шестьдесят шестая десантная передислоцируется в Санкт-Петербург, в течение года-двух нужно ее подтянуть до уровня дивизии особого назначения. Случись что со мной – ты должен будешь принять власть. И во власти – ты окажешься менее уязвим, чем я. Армия заслуженно считает тебя героем, в шестьдесят шестой дивизии ты легенда. Какой бы мятеж или переворот ни был инспирирован из-за рубежа – армия не пойдет против тебя, потому что ты – ее часть, один из тех офицеров, на которых нужно равняться. Поэтому в случае с тобой концепция фельдмаршала Лотиана не сработает.
Цесаревич молчал.
– Подумай над тем, что я тебе сказал. Как мы говорим – с нами Бог, за нами Россия? Так вот, за тобой и в самом деле – вся Россия, и ты в ответе за нее, теперь уже не меньше, чем я. А фрукты съешь все. Тебе надо быстрее поправляться…
Картинки из прошлого
Маленький турбореактивный самолет «Лир», высвистывая моторами нудную тягучую мелодию, заходил на посадку в аэропорту Палермо «Фальконе и Борселлино», и два его пассажира прильнули к иллюминаторам, во все глаза рассматривая окрестности. Аэропорт был расположен у подножия огромной горы, самолет на фоне горы казался карликовым – этакая белая точка на широком полотне коричнево-серого базальта. Точка быстро снижалась, стремясь коснуться колесами пыльной бетонной полосы, пассажиры восторженно наблюдали проносящиеся совсем недалеко от иллюминаторов горные склоны, понимая, что видят саму вечность…
Самолет зарулил к единственному современному и ухоженному зданию в этом аэропорту – поблескивающему стеклом бизнес-терминалу. Обычно прилетевших сюда на своем личном самолете бизнесменов-итальянцев встречала кавалькада машин, пропущенная прямо на летное поле – патриотичные и состоятельные итальянцы из машин предпочитали представительские «Ланчия» и «Альфа-Ромео». Цвет предпочитали обычно не черный, как русские и североамериканцы, не серый, как германцы, а темно-синий. Но этот самолет никто не встречал, его даже в полетный план внесли за день – хотя обычно вечно спешащие бизнесмены и купцы так и делают. Как только самолет замер на положенном ему месте, дверь, ведущая в пассажирский салон самолета, откинулась, превращаясь в удобный трап. Из самолета вышел один из пассажиров, осмотрелся по сторонам и неспешно отправился в здание бизнес-терминала. Пешком…
Человеку этому было на вид лет сорок. Крепкий, коренастый, среднего роста, с тонкими седыми усами, короткой стрижкой и постоянно шныряющими по сторонам глазами, тепла в которых было не