Ксения Хан

Глаза колдуна


Скачать книгу

умер от ножевого ранения. Девица даже с этим не справилась.

      – Ты все еще на нее дуешься, – припечатывает Бен. Он всегда был на редкость проницательным, но сейчас его замечания терзают Теодора сильнее прежнего.

      – А ты все еще заноза в заднице, – парирует Атлас.

      Не терзают, нет. Раздражают. Да, именно раздражают.

      – Она спасла тебе жизнь! – восклицает Бен. Он до сих пор говорит со спиной Теодора – тот не спешит обернуться, чтобы лицезреть всю эмоциональную несостоятельность своего приятеля. Выходить из себя из-за чужих проблем – это так в духе Бена.

      – Мою жизнь давно никто и ничто не спасает, – отвечает Атлас, борясь с собой. Раздражение в его груди переливается через край и грозит отравить кровь. – Не стоит забывать, что мисс Карлайл преследовала свои интересы все это время. Она получила что хотела, и теперь – удивительно, не правда ли? – летит домой. Удачи ей во всех начинаниях.

      – Яда в твоем голосе больше, чем в сердце, – огрызается Бен.

      Теодор вздыхает и наконец отходит от витрины. Он задумчиво теребит в пальцах дверной колокольчик, и тот жалобно скребет язычком по тонким медным стенкам. Атлас оборачивается, чтобы взглянуть на друга.

      – В отличие от тебя, Бен, я могу найти в себе силы, чтобы смотреть правде в глаза и говорить правду. Все люди в мире эгоисты, и не стоит думать, что любовь, привязанность или жизненные ценности как-то меняют суть человека. Мисс Карлайл – явный тому пример.

      Бен качает головой. Его глаза долгое мгновение изучают сгорбленную фигуру Атласа.

      – Ах, Теодор! – восклицает он таким театральным тоном, что тот удивленно хмыкает. – Ты гонишь от себя всех, кто способен хоть как-то расшевелить в тебе эмоции и прежние чувства, верно? Можешь прикрываться эгоизмом, хоть родным, хоть чужим, но не натягивай свои комплексы на остальных, мой тебе совет.

      Теодор замирает, язвительная ухмылка кривит его губы.

      – Тебя снова несет в полночные рассуждения?

      – Оставь, а, – отмахивается Бен. – Ты столько лет прячешься от мира, что жизнь проходит мимо тебя, а ты и не замечаешь этого. Вот что ты сегодня сделал? Прогнал милую девушку, готовую помочь тебе, только потому, что сам испугался. Скажешь, я ошибаюсь?

      – Это не…

      – Ты столько лет живешь, но жить не умеешь.

      Все в Теодоре обмирает, сердце проваливается в желудок. Его тошнит. Эти слова… Кто вложил в уста человеку двадцать первого века эти слова? Бен не замечает вмиг побледневшего лица друга, повисшего между ними холодного напряжения. Он устало вздыхает и говорит:

      – Никто не полюбит тебя, пока ты сам себя не полюбишь и не вытащишь из болота, в котором застрял по своей же воле. Никто не станет тащить тебя из пучины твоих страданий, пока ты сам этого не захочешь и не поможешь себе.

      – Хватит.

      Короткое слово, точно стрела, вонзается в речь Бена – такую несвоевременную, такую наигранную. Бен репетировал ее годами, чтобы сказать именно в тот момент, когда Теодору слушать его не хочется.