недели оно стояло в гостиной, и смотреть на него было невыносимо. Так же как и слушать тишину в квартире. Здесь же, в подвале, напротив, звуки отдавались очень громко. При входе в это квадратное помещение женщине даже показалось, что она слышит крики своей дочери как своеобразное эхо памяти, отражавшееся от мертвенно-серых стен и кафельного пола со стоком посередине, над которым болталась голая, окрашенная в белый цвет лампочка, дававшая, казалось, больше тени, чем света.
– Что это? – с трудом выдохнула Мириам, указывая на какой-то ящик, стоявший прямо перед ними у стены.
Трамниц поскреб выбритый затылок и посмотрел на странное сооружение, состоявшее из деревянного ящика на металлическом постаменте, напоминавшем секционный стол патологоанатома. Сам же ящик был сделан из коричневой прессованной древесины и имел длину около полутора метров и ширину примерно тридцать сантиметров. В обращенной к ним продольной стенке ящика были проделаны два круглых величиной с ракетку для настольного тенниса отверстия, располагавшиеся на расстоянии ладони друг от друга. Они, как и верхняя сторона ящика, оказались закрытыми непрозрачной пленкой, что не позволяло рассмотреть находящееся внутри.
– Это «инкубатор», – пояснил Трамниц.
При таких словах Мириам показалось, что в этом дьявольском помещении стало еще холоднее, и при мысли, что дыры предназначались для контакта с тем, кто скрывался внутри «инкубатора», ей стало нехорошо.
– Что он с ней сделал? Что этот негодяй сотворил с моим ребенком? – не глядя на Трамница, спросила она.
– Преступник много лет работал в отделении по выхаживанию недоношенных детей, пока его не уволили за непристойное поведение. Этого он вынести не смог и создал здесь, в подвале, свою собственную детскую станцию.
– Для чего?
Не дожидаясь ответа, Мириам сделала шаг по направлению к «инкубатору» и протянула к нему руку. Однако ее охватила такая сильная дрожь, что пальцы перестали слушаться. Ей показалось, будто от этого сооружения исходило магнитное поле, которое отталкивало руку тем сильнее, чем ближе она подходила к ящику, чтобы оторвать пленку.
Трамниц подошел к ней сзади, нежно коснулся ее плеч, кашлянул и спросил:
– Вы действительно этого хотите?
В ответ она, молча, кивнула, едва сдерживаясь, чтобы не закричать и не броситься прочь.
Тогда полицейский сорвал с «инкубатора» полиэтиленовую пленку, да так быстро, что Мириам не успела закрыть глаза. Представшая взору несчастной матери ужасная картина мгновенно врезалась в ее память, навсегда оставив в ней отметину, как это делает раскаленное железо на шкуре животных при постановке клейма.
– Лаура, – задыхаясь, выдохнула она.
Сомнений больше не оставалось. Несмотря на то что все тело девочки было покрыто наполнителем для кошачьего туалета, чтобы не дать распространиться зловонию, а возле ее широко открытых глаз уже копошились личинки, Мириам сразу же узнала свою дочь – по ямочке на подбородке, родимому пятну