бортовые огни.
Заставляет понять
А я помню осеннюю вьюгу
и приход между тем декабря,
как ходила позёмка по кругу,
всю округу легко серебря,
предвещала холодную зиму,
оставаясь свой век без тепла.
Я пространство во поле окину
и расправлю стихами крыла.
Пусть же светит нам солнце в зените,
серебрится ночами луна,
пусть же ткёт нам метельные нити.
Но не в этом зимы всей вина.
Заставляет понять бестолковость
человеческой массы Земли.
Никому не понравится новость,
чтоб понять бы её не смогли.
Упрощенье безумно красиво,
что вползает в сознанье людей.
Кем ты стала, держава Россия?!
Нет ответа у злобных вождей.
Некоторые
Занесён был я в скрижали
в перманентном ноябре.
Зубы, что ль, заскрежетали
в перламутре, в серебре.
Думал, я поймал удачу,
и грозился быть успех,
но запас был вновь истрачен,
вызвал что у своры смех.
Некоторые, залаяв,
успокоились меж строк.
Снежный ком к ночи растаял,
видно, грянул модный срок.
Я остался на диване
загорать в лучах из грёз
и с мечтой о русской бане,
раз свирепствует мороз,
знать, зима уже настала,
рассыпает серебро.
Ждать гуляния устала.
Ставлю снова на зеро.
Все нули в одном флаконе
и вращают колесо.
Я стою, как на балконе,
а в руках моих весло.
Мы из той эпохи страха
полюбили спорт, как мёд.
На груди сверкает бляха,
словно серый натюрморт.
Вот хиляю по дорожке,
то «спортивная ходьба»,
вслед за мной несутся дрожки,
и идёт на них борьба
за налоги на налоги
и на то, чтоб говорить.
Исчезают все предлоги,
но подлоги, впрыгнув в прыть,
обгоняют ложь советов,
независимых корней,
извлекающих приветы
из квадратов, где репей
раскидал свои головки,
задремавши до весны.
И лежат внутри подковки,
что спадают со струны
ненастроенной гитары
на предзимний снегопад.
Не танцуют в ветер пары.
Гибнет в Сирии солдат.
На Чуйском буксовал
Всё на свете изменилось,
хочется мне бег понять,
отчего так всё же мнилось
вечером в лесу опять.
Мне казалось появленье.
Несерьёзный странный ход,
словно грусти повеленье,
нестерпимый зимний плод
проникал в пространство грусти,
в беспокойстве веселясь,
буксовал авто на Чуйском
и месил под скатом грязь,
вырываясь на просторы
приснопамятных