впрямь, почему так порой бывает:
Что люди, вступив вдруг с собою в сделку,
Подделку за подлинник принимают,
А подлинник чуть ли ни за подделку?!
А почему так, друзья-товарищи?
Да потому, что живем свободно!
Бросаемся часто на что угодно,
Пока не окажемся на пожарище!
А птицы-года у мужчин и женщин
Несутся, и отзвук от них всё горше...
И чем этих лет за спиною больше,
Тем радостных дней впереди всё меньше...
Поэтому, люди, в потоках событий,
Каждый, как хочешь, так и живи:
Мечтайте, боритесь, страдайте, творите!
Но только вовеки не проходите,
Не проходите мимо любви!
9 февраля 2000 года
Москва
Боец по имени Каланхое
Он стоял без поливки четыре месяца
В летний зной на окошке горячем стоя,
Я считал, что нам больше уже не встретиться,
Что давно он в безводье погиб от зноя.
У меня было горе. О нем теперь я
Вспоминать не могу. Тяжела задача.
Были муки, терзания и неверья.
Я тогда вообще позабыл о даче.
Ну, а он не забыл обо мне, дружище.
Каждым листиком помнил лихими днями,
Каждой веткой, что в зное спасенья ищет,
Помнил, в сухость вцепившимися корнями.
А еще он был дорог мне тем, что он
В Севастополе выращен, в буре света,
В криках чаек и шуме упрямых волн,
В славный праздник на стыке весны и лета!
Я сражался за гордую эту землю,
Я полил ее кровью в свой трудный час.
И теперь, на московской земле, у нас
Я ему, словно другу, душою внемлю.
Только горе вдруг кинулось черной тенью,
Перепутав все планы, дела и дни,
И замолкло вдруг разом и птичье пенье,
И погасли все радости и огни.
Но друзья познаются всегда в беде!
И вот он – севастопольский мой товарищ,
Оказавшись как воин в огне пожарищ,
Жил, упрямо не думая о воде...
И не просто стоял, а вовсю сражался,
Сын, овеянный славой своей земли,
И, чтоб соки последние не ушли,
Он как будто в железный кулак сжимался.
Словно воин, к осаде себя готовя,
До предела сжав крохотный рацион,
Всем инстинктам природы не прекословя,
Стал с листвою своей расставаться он:
Поначалу – внизу, где большие крепкие,
Что за младших готовы отдать себя,
Чтобы младшие были предельно-цепкие
И держались бы, стебель родной любя...
Дальше – очередь более мелких. Эти
ТочнСовременные и классические бестселлерыо так же ложились, прикрыв собою
Их вскормившие корни от злого зноя,
Словно дети в тяжелое лихолетье...
Как там жизнь не дошла до последней точки?
Я, признаться, не в силах понять и ныне!
И остались на стволике, на вершине
Только три, но упрямо-живых листочка...
Я