уверен, что то, что он придумывает, – одно только воображение, иногда, когда ему совсем плохо, он позволяет себе помечтать и расчувствоваться до слез, представляя, как все обрадуются, когда он сможет наконец открыть родителям, что он и есть тот самый ребенок, которого они отдали егерю, и это будет в точности как Иосиф Прекрасный и его братья, но иногда он представляет совершенно другое, например, что мальчик, который потерялся, был его близнецом, и тогда у него появляется уверенность, что на самом деле у него был сиамский близнец, и когда они родились, их отделили друг от друга, как в книге «Не верь глазам своим, или Триста невероятных случаев, которые потрясли мир», и когда-нибудь они, наверно, встретятся и смогут снова соединиться, если, конечно, захотят.
От Киоска счастья он идет дальше четким и научно выверенным шагом, у них это называется «верблюжья походка», откуда им знать, что он считает шаги и с помощью тайных проходов и всяких способов сокращения пути, которые известны только ему, достигает точного числа, и есть еще всякие деревья, к которым нужно как бы нечаянно прикоснуться, ибо он точно знает, что необходимо напомнить о себе кому-то, кто сидит у них внутри, чтобы не забывали его, и потом он проходит через заброшенный двор пустой синагоги, в которой живет только старик Мунин, и тут нужно идти очень быстро – и из-за Мунина, и из-за всех невинно убиенных праведников, у которых уже не осталось терпения дожидаться, чтобы кто-нибудь освободил их наконец от всей этой святости и праведности, а оттуда уже ровно десять шагов до ворот, и можно видеть дом – бетонный куб на четырех тощих ненадежных ногах и под ним серый чулан, – на самом деле им полагалась в этом доме только одна квартира, а не две, но они записали бабушку Хени, как будто она – отдельная семья, это дядя Шимек научил их, и благодаря этому они раздобыли себе целый дом, так что во второй половине никто не живет и никто туда не заходит, но все равно она их, достаточно они настрадались Там, а правительство – это такая холера, что надуть его – все равно что исполнить заповедь. Во дворе стоит громадная сосна, старая-престарая, которая не позволяет солнечным лучам пробиться вниз, и папа уже два раза брался за топор, чтобы срубить ее, но каждый раз чего-то пугался и украдкой возвращался домой, а мама кипятилась и говорила, что он жалеет дерево, а не жалеет ребенка, который растет в кромешной тьме и без витаминов, потому что витамины получаются от солнца.
У Момика есть своя комната, целиком его, с портретом главы правительства Бен-Гуриона и со снимками «вотуров», у которых крылья распластаны, как и полагается могучим стальным птицам, день и ночь стерегущим нашу страну, и жалко только, что папа и мама не позволяют повесить еще разные снимки и фотографии, им кажется, что гвозди портят штукатурку, но, кроме снимков, комната совсем пустая, чистая и прибранная, каждая вещь на своем месте, так что Момик мог бы служить примером для других детей, если бы они только заглянули в его комнату.
Но они не заглядывают. Никто к нему не приходит.
Улица