покивала.
– Ладно, – сказала она. – Хорошо. Как хотите. Я сяду. Сьюзен, встань рядом с отцом.
Все было слишком сложно, она запуталась. Ей хотелось стоять за диваном рядом с папой, но хотелось также получить новую пластинку рождественских хоралов, и набор тарелок, украшенных от руки изображениями сахарного тростника, и бусы из настоящего жемчуга, чтобы подарить их Сьюзен на выпускной вечер.
– Приготовились, – сказал мистер Флеминг. – Все заняли свои места. Правильно?
Мама села на диван между Билли и Зои, окрасив воздух нервным посверкиваньем и особой ее гордостью – тонкой музыкой серег. Пройдет три недели, и из типографии поступят открытки: “Семейство Стассос поздравляет вас с праздником!”
– Ну как на ваш взгляд, мистер Флеминг? – спросила она. – Я говорю о композиции.
Мистер Флеминг на долю дюйма сдвинул лампу. И окинул семейство Стассос полным благоговения близоруким взором.
– Правильно, – сказал он. – Само совершенство. Почти. Сьюзен, чуть-чуть отступите от отца влево. Вот так. Само совершенство, без “почти”.
Зои слегка подвинулась на диване. И сложила руки, пытаясь прикрыть ими красный бант на животе.
– Не ерзай, Зои, – сказала мама.
Она наклонилась к Билли, поправила торчавший из его кармана платок, что-то прошептала ему, и Билли зашелся беспомощным смехом. Зои оглянулась на папу и Сьюзен. На миг ей представилось, что Сьюзен оделась к свадьбе – блестящий атлас и кружева.
– Прекрасно, – сказал мистер Флеминг. – Каждый выглядит – просто блеск. А теперь улыбнитесь мне. Правильно?
Зои понимала – ее в этой картинке просто-напросто нет. Она чуть сместилась к центру. Но в картинку все равно не попала.
– Зои, послушай, – сказал мистер Флеминг. – Улыбнись, хорошо? Сделай мне одолжение.
Она кивнула. Попробовала улыбнуться. В гостиной полыхнул ослепительный свет.
Отменять что-либо было уже поздно. Поцелуи обратились в нечто такое, в чем Сьюзен участвовала, а языка, на котором она могла бы сказать им “нет”, попросту не существовало. И теперь осталось лишь позволять этому происходить. Если молчать о них, они не обретут ни формы, ни начала, ни конца; главное и единственное – ничего о них не говорить.
Если бы начало всему положила не она сама, если бы она была невинной девушкой, Сьюзен еще могла бы сказать “нет”. Невинным девушкам такое иногда удается.
Но ведь именно она и никто другой позволила этому случиться. Она хотела этого. Вернее сказать, не не хотела. Да и происходило все, лишь когда он напивался. Тогда Сьюзен становилась маленькой девочкой, а он – ее няней. Он целовал ее мечтательно, словно понарошку. И не забывал следить за своими руками.
А винить его, на самом-то деле, было не в чем. Начало всему положила она, и теперь это просто было, стало их общим секретом. И сказав “нет”, она дала бы происходящему название.
До окончания матча оставалось всего две минуты. Уже построившийся в колонну оркестр ждал на крытой трибуне, золотые отблески играли