часть своей дневной доли в книжном ряду Нижнего рынка. Книги там продавались по большей части такие, которые никто не хотел покупать, старые, сильно подержанные, а то и вовсе истрепанные, а если среди них ненароком попадались и новые, то уж настолько скверного качества, что прочитать их было бы делом чести для мага средних достоинств, ибо только при помощи зрения, не полагаясь на магию, их не смог бы прочесть даже печатник, выпустивший в свет это чудовищное поношение своего ремесла. То были последние оттиски с печатных деревянных досок: знаки почти все посбиты в той или иной части, комочки присохшей туши втиснуты там и сям, бумага скверная, печать размытая – словом, бросовый товар. Резьба на досках стерлась – не то что текст, но даже и картинки мудрено разобрать. Они могли изображать все что угодно, и при малейшем участии воображения можно было одну и ту же картинку принять за портрет благородной дамы, карту Ближнего Приграничья, ушастую морду породистой собаки, Заоблачный Замок или схему расположения внутренностей коровы, начертанную для учеников сельского знахаря.
Короче говоря, книги, продаваемые на Нижнем рынке, годились в растопку просто замечательно. К тому же Кэссин ухитрился поторговаться, так что потратил самую малость. И все же столь малая трата не укрылась от бдительного ока Гвоздя.
– Ты, Помело, и впрямь без ума живешь, – цедил сквозь зубы Гвоздь. Тебе сейчас надо денежки копить на вступление в гильдию, а ты тратишься на всякую дрянь. Неужто не начитался? Вот вступишь в гильдию, тогда и читай, что душе угодно, хоть надписи на ребре монеты. А до той поры и гроша ломаного на чтиво свое тратить не смей.
Присутствовавший при разносе Покойник разразился рваным хохотом, и даже Кэссин не сдержал улыбки. Насчет знаков на монетном ребре ехидный Гвоздь ввернул куда как удачно. Знак на ребре монеты не может прочесть никто. Когда прадед нынешнего короля Югиты лишил своих вассалов права чеканить монету, поначалу подчиниться не пожелал никто, и по всей стране заходили серебряные и медные кружочки и квадратики с лицом короля, но отчеканенные не на Монетном Дворе, а где ни попадя – ясное дело, серебра в них было куда меньше, чем в настоящих королевских, а медные монетки мог переломить даже ребенок. Король быстро нашел выход из положения, и ребро монеты украсилось магическим знаком: каждый видит явственно, что знак там есть, но никто не может ни постичь смысл знака, ни хотя бы сказать с уверенностью, на что этот знак похож. С тех пор монеты с профилем курносого человека со шрамом на левой щеке ценились высоко во всех странах: не было ни малейшей надобности взвешивать монету, капать на нее кислотой, надкусывать или проверять по звону. Если можно прочесть знак на ее ребре, если два человека видят его одинаковым – значит монета фальшивая. Если нет – все в порядке. Прочесть знак было невозможно, и никто и не пытался его прочесть, кроме буйных сумасшедших. Если иные способы обуздать буйство не срабатывали, сумасшедшему давали в руки монетку, и до прихода мага-целителя он тихонько мурлыкал