угодно богам и даже искупает грехи. У богатых много грехов. Впрочем, теперь не дают даже богатые – видимо, они срочно исправились и больше не нуждаются в искуплении. А может, им просто наплевать. Война…
Курт взял несколько аккордов и запел жалобную песню о несчастном маленьком мальчике, потерявшем всех своих родных и вынужденном просить монетки у холодной и безжалостной луны. Сид хрипло дребезжал. Голос не отставал, с каждой нотой становясь все противнее. Голос и сид словно бы устроили соревнование – кто окажется хуже. Голос лидировал с небольшим отрывом, но сид внезапно совершил рывок и уверенно победил – неожиданно с омерзительным звуком лопнул самый толстый бас, лопнул и скрежеща заскользил по соседнему. Спешивший мимо мрачного вида прохожий вздрогнул и тихо выругался. Выругался, но не задержал шага. Война…
– Что, Элна, сходим, может, на соседнюю? – предложил Курт – Чует мое сердце – здесь нам сегодня, кроме луны и голодного брюха, ничего не светит.
– Отберут твою кружку, – тихо ответила Элна. – А мне штраф дадут.
– Но… Рий и Дорм наверно уже дома, – нерешительно возразил Курт.
– Есть еще Хэк, – заметила Элна. – И ему всегда скучно. Он везде ходит.
Курт вздохнул. Вездесущего старшину нищих он знал хорошо. Тот трижды лично отбирал у него кружку, хорошо зная, что шляпу Курт положить не посмеет. Не посмеет – потому что, положив шляпу, он как бы объявит себя уличным музыкантом… а тогда это уже проблемы совсем другой гильдии. Достаточно просто послать им человечка с информацией – и «неправильного» Курта, это недоразумение природы, изобьют так, что он в жизни ни одной струны больше не коснется. Конкурентам гильдейские музыканты просто ломают пальцы. У них даже приговорочка есть такая: «ложку с кружкой держать будет, а сид и ширгу – никогда…» Старшина нищих хорошо знает, что Курту об этом известно, поэтому и не применяет к нему каких-то суровых мер – зачем? Достаточно просто отобрать у Курта кружку, и можно идти по своим делам – новую Курт раздобудет нескоро. Денег у него нет, а в долг ему никто не поверит. Не те времена, чтоб нищему в долг давали. А ведь он даже и не нищий – так, непонятно что с непонятно чем.
Курт отпустил колок на порванном басу и принялся связывать концы лопнувшей струны, прикидывая, насколько страшнее станет теперь его музицирование. Нет, он никогда не решится положить шляпу, уличные музыканты и без того несколько раз его били. За плохую игру, за оскорбление их нежного слуха. Они с радостью сломали бы его сид, если бы могли. На счастье Курта, сид, передающийся в роду от отца к старшему сыну считается священным: сломать его случайно – и то великий грех для музыканта, а уж намерено этого никто не захочет сотворить. В любой злобе не захочет – потому что от музыканта, совершившего такое, отвернется музыка.
– Сегодня я тебя накормлю, – негромко сказала Элна, и Курт вздрогнув, очнулся от своих невеселых дум. – Сегодня. Но… завтра я ухожу. Если хочешь – можем пойти вместе.
– Куда? –