при виде крови у меня всякий раз кружилась голова. Пришлось перейти из медицинского института в институт иностранных языков, на немецкое отделение.
– Судя по вашему произношению, вас неплохо учили. Я бы даже сказал…
Капитан не успел закончить фразу. В комнату вошел переводчик и доложил о размещении солдат. Вскоре явился и староста. Выполняя пожелание капитана, он определил Дубровского на ночлег в ту же хату, где остановился капитан.
В доме сестер Самарских было три комнаты. Самую большую из них по приказу старосты отвели немецкому офицеру. А маленькую, в другой половине хаты, предоставили Дубровскому с мальчиком. Денщик капитана Дитриха – так звали немецкого офицера – принес на ужин несколько банок французских консервов, бутылку шнапса и курицу. Одна из хозяек готовила ужин, другая, постарше, проворно набивала соломой тюфяки для ночлега.
Дубровский вместе с Пятеркиным помогали ей застелить постели на полу небольшой каморки, когда в распахнувшуюся дверь вошла девочка лет десяти с большой подушкой в руках.
– Мама, ты эту просила принести?
– Эту, Любушка, эту. А другая нам с тобой на двоих осталась.
Девочка бросила подушку на тюфяк и, отойдя в сторону, неожиданно обратилась к Виктору:
– А твоя мама где?
– Сам не знаю. Ушли с батькой во время русского наступления.
– А ты разве не русский? – вмешалась в разговор хозяйка.
Виктор удивленно посмотрел на женщину.
– Русский я! – с гордостью ответил он.
– Почему же своих-то русскими называешь? Наши ведь это.
– Все так говорят, вот и я тоже, – смущенно оправдывался мальчик.
– Нет, не все. От немцев это пошло. А нам с тобой ни к чему…
– Правильно, хозяюшка! – перебил ее Дубровский, оберегая мальчугана от дальнейших расспросов. – Я вот белорус, а все одно всегда говорю «наши».
– Зачем же тогда ихнюю форму надели?
Дубровский усмехнулся. И вдруг спросил:
– А ваш муж какую одежду выбрал?
– Наш папа на войне. Он в Красной армии с немцами дерется! – скороговоркой выпалила девочка.
– Люба! – воскликнула женщина, метнув на дочку недобрый взгляд.
– А вы не бойтесь. Вас как зовут-то?
– Евдокия Остаповна.
– Вот и прекрасно, Евдокия Остаповна. Спасибо вам за постель. От мужа-то давненько небось весточек не было?
– Последнее письмецо за неделю до прихода немцев я получила от него. А теперь кто его знает, живой ли?
Глаза женщины повлажнели. Она все еще недоверчиво смотрела на Дубровского, но взгляд ее заметно потеплел.
– Надо ждать и надеяться, Евдокия Остаповна, – участливо проговорил Дубровский.
– Мертвым-то что, живым куда тяжелее. – Она подошла к дочке, с нежностью провела рукой по ее волосам и, легонько подтолкнув к двери, добавила: – Пойдем, Люба. Отдохнуть людям надо.
Но отдыхать не пришлось. Вскоре Дубровского позвали в большую комнату. Капитан Дитрих широким