она, не вдаваясь в подробности. – Я ненадолго. Не стесню.
Через пару дней она перебралась из комнаты бабушки в его спальню, заняв левую половину кровати. И пребывает там вот уже два с половиной года.
Любили ли они друг друга? Да кто же его знает! О чувствах не говорили, не было принято. Но заботились друг о друге. Переживали, когда кто-то задерживался. Бежали навстречу из подъезда с зонтом, если шел дождь, а зонта либо у него, либо у Ирины с собой не было. Оставляли в холодильнике последний сладкий кусочек, не съедая. Говорили не много, по существу, но делами друг друга интересовались.
Виталик не знал, что их связывает. Не мог обозначить одним словом чувства, которые к ней испытывал. Ирка, кажется, тоже. Однажды они отдыхали у друзей за городом, и кто-то, понаблюдав за ними, пристал с вопросами:
– Как так? Вы же почти не разговариваете! Что вас вообще связывает? Как же можно так жить? Как вы живете?
Ирка подергала худенькими плечиками и, приобняв Виталика за талию, ответила за двоих:
– Необременительно.
Именно так, да! Они не обременяли друг друга, не путались под ногами, дарили заботу, не требуя ее взамен. Как-то все само собой. И все это как-то уже затянулось. И он уже без этого вообще не мог. Без Ирки не мог. Без ее смеха, дыхания слева от него. И пусть так все и остается, решил он, выезжая за шлагбаум. Пусть все будет так…
Он не опоздал сегодня. Даже на десять минут раньше явился. Но все равно наткнулся на недовольное лицо Новикова.
– Зайди ко мне, Князев, – приказал он, столкнувшись с Виталиком в коридоре. – Есть разговор.
Виталик закинул в кабинет портфель – дорогой, кожаный – подарок Ирки на прошлый день рождения. Мысленно поплевал трижды через левое плечо. Тут же обругал себя за странное суеверие и пошел к Новикову.
Тот сидел за столом, уткнувшись в бумаги. Князеву пришлось дважды кашлянуть, чтобы ему предложено было присесть.
– Докладывай, – приказал Новиков противным скрипучим голосом. – И по существу.
– Так точно, товарищ майор.
Виталик наморщил лоб, не особо понимая, о чем именно он должен доложить. У него в производстве было десятка два заявлений от потерпевших. По двум из них уже намереваются возбудить уголовные дела. Остальные – так, пока лежат в папке. Оснований для возбуждений нет. Так считает Новиков. Он ведь ему пару дней назад уже докладывал. Что начальник сегодня с утра заведен? Не из-за визита ли Скомороховой Анны Ивановны?
Так от нее даже заявления не было. Они просто беседовали. Долго беседовали. Он не составил протокола. Просто сделал записи кое-какие. Для себя. Он даже не мог отказать ей в возбуждении уголовного дела, потому что дела-то никакого не было. Одни слова. Одни ее подозрения. И предположения.
Его зацепило – да. Но и только. Да, да, он собирался кое-что разузнать, но это так, в частном порядке. Для себя.
О чем докладывать-то?!
– Ну, старший лейтенант, чего молчишь?
Новиков рывком толкнул от себя стопку документов и тут же принялся выравнивать сдвинувшиеся края.
– Товарищ