Польши, Галиции и Буковины[60]. Эти подозрения привели, в свою очередь, к массовой высылке евреев весной и летом 1915 года с больших территорий, прилегавших к фронту. Позднее, когда некоторые такие приказы о высылке были отменены, ввели систему захвата заложников. Таким заложникам приходилось отвечать за любые выпады евреев против русских на территориях, контролировавшихся германскими войсками. Подобная мера доставляла местным властям в России меньше беспокойства, чем депортации, но если она применялась, то лишь усиливала ожесточение евреев[61].
Когда евреи Вилкомира (Вилькенберга) ссылались на юридические расследования дел об измене, они, очевидно, имели в виду такие случаи, как дело Мариамполя. Евреев этого городка в Литве обвинили в содействии немцам, после того как его временно оставили в 1914 году русские войска. Благодаря вмешательству писателя Короленко и умелой защите Грузенберга дело было пересмотрено и все обвиняемые оправданы[62].
Массовые депортации стали наиболее трагическим следствием военной кампании 1915 года, которую тогдашний военный министр Поливанов охарактеризовал с горькой иронией как «стадию эвакуации беженцев в военных операциях». В итоге обсуждения в Совете министров проблемы беженцев А.М. Яхонтов отметил ряд моментов, на которые указывали разные министры[63]. Практика «выжженной земли» на большой территории, проводившаяся Ставкой во время отступления наших войск, привела после поражений на фронте в 1915 году к определенной дезорганизации жизни России. Вот что говорили министры о беженцах (отмечая три основные их категории):
«Прежде всего, евреи, которых, несмотря на неоднократные предупреждения Совета министров, гонят казацкими нагайками с территории, прилегающей к фронту, и которые все без разбора обвиняются в шпионаже, подаче сигналов и других актах содействия врагу. Разумеется, все эти еврейские толпы, крайне ожесточенные, прибывают на место высылки в чрезвычайно революционном настроении. Ситуация еще более осложняется тем, что местное население, ощущающее бремя войны все сильнее, встречает голодных и бездомных евреев довольно недружелюбно. Во-вторых, в тылу имеется персонал местной гражданской администрации и военных организаций, владеющий целыми вагонами личного имущества. В то время как тысячи людей бредут вдоль железнодорожных путей, мимо них проезжают поезда, груженные зачехленной мебелью из офицерских клубов армии и другим хламом, включая клетки для канареек, которые принадлежат офицерам-снабженцам, увлекающимся птицами. И наконец, в-третьих, имеются добровольные беженцы, большинство из которых напугано слухами о необыкновенной свирепости немцев…
Людей выбрасывают из их домов на произвол судьбы, давая на подготовку к отъезду всего лишь несколько часов. Какие бы они ни имели запасы, порой даже дома, предаются огню на их глазах. Нетрудно понять, что они чувствуют…