дороге на глаза Василию попалась серая общая тетрадка, лежавшая на самом дне развороченного ящика с документами и письмами.
Нетвердой рукой он достал ее, открыл и прочитал: «Дневник учителя Бутырина В. И. Начат 1 сентября 1985 года».
«02.09.85.
Что им сказать? «Здравствуйте, дети?», или «Садитесь, начнем урок»? Как отреагировать на шушукание, доносящееся с камчатки? И надо ли прилюдно проверять, нет ли на твоем учительском стуле кнопок, нет ли под его ножками капсюлей от охотничьих патронов, умыкнутых кем-то из этих вихрастых охламонов у отца-охотника?
Я свой первый в жизни урок начал из рук вон: вошел, улыбнулся, поздоровался и выдал: «Здравствуйте! Я – ваш новый учитель географии! Зовут меня Василием…»
И тут же откуда-то сзади прозвучало: «Алибабаевичем!» Класс грохнул, а я заработал на веки вечные свое учительское прозвище, отделаться от которого мне поможет, наверное, только могила. Самое смешное, что я до сих пор не знаю, кто из обитателей задних парт седьмого "В" проявил тогда остроумие – круговая порука у семиклашек посуровее, чем у «Коза Ностры».
Седьмой класс – это вам не второй и не десятый, тут учитель – словно сапер на минном поле, работает без права на ошибку. Переходный возраст и чрезмерно развитая информированность современных детей делают их похожими на диких зверьков, с клыками, когтями и полным отсутствием чувства жалости, сострадания и уважения к чему бы то ни было…»
«Так или иначе, первый мой урок прошел давно», – подумал Бутырин, закрыв тетрадку: «А за ним был второй, третий, сотый… И так продолжалось несколько лет, пока мне не остодолбенило вечное безденежье. Эх, дети-детишки, первые ученички мои. Где-то вы теперь? А где теперь я? Ох…»
Отбросив дневник, Бутырин доковылял до двери, распахнул ее и каркнул в пустоту коридора, как в громкоговоритель:
– Дор-рогая! Аля! Александр-ра!!
Звонкая тишина была ему ответом.
– Она что, и вправду ушла? – сам у себя спросил Василий и сам же себе ответил: – Ну и дура!
Дошлепав по наборному, но давно не натиравшемуся паркету до кухни, напоминающей размерами школьный спортзал, Бутырин открыл холодильник, снял с дверцы бутылку «Ессентуки № 4», трясущимися руками с помощью ножа сковырнул крышечку и жадно высосал шипучую жидкость прямо из горлышка.
Полегчало.
Усевшись на стул, Василий уставился на два высоких тонких фужера – один недопитый, второй с полукружьем розовой помады – и попытался восстановить в памяти события вчерашнего вечера…
…Началось все еще в обед, когда в офис отзвонился Фрунзик Каспарян и поведал шефу, то есть ему, Бутырину, что немцы из «Байера» отказываются поставлять партию лекарств без стопроцентной предоплаты, потому как «репутация вашей фирмы в деловых кругах более не считается безупречной». И добавил, что раз такое дело, он больше не будет заниматься поиском поставщиков – работать задарма ему нет никакого резона.
Василий послал Фрунзика, «Байер» и весь этот безумный, безумный, безумный мир к такой-то, многократно