ритм концертная хориола, а перед входом в кафе-автомат сидели рядком человек семь океанцев и терзали губные гармошки, выдувая душераздирающие трели.
– Весело тут у вас, – заметил Тимофей.
– Это не у нас, – махнула рукой Наташа Стоун, – мы тут и сами временно.
– Оказываем шефскую помощь, – вставил Шурик Белый.
– И делимся передовым опытом, – добавил Рыжий.
– Не слушай ты этих балаболок, Тимка, – сказал Боровиц. – Мы тут совсем по другой надобности. Местные стадо китов заприметили накануне, голов двадцать. Вроде как неклейменые. Вот дождемся плавучей базы, да и сгуртуем их всех.
– Стан у нас домовитый, – проговорил Белый.
– Разговорчики в строю!
– Хозя-яйственный, – не унимался Шурик. – На все, что не тонет, готов «Летящую Эн» поставить…
– Цыц, сказал.
– Однажды нашего Тугарина чуть не заклеймил – перепутал с кашалотом!
– А мне можно в этом… в этой гуртовке поучаствовать? – решил Тимофей задать глупый вопрос.
– Нужно!
– Посвятим тебя в китопасы, – торжественно сказал Рыжий.
– Сунем под китовый фонтан! – подхватил Белый.
Китопасы как раз проходили мимо «Бон-тона», когда заунывная мелодия, выводимая хориолой, неожиданно пресеклась. Зато вынеслись на улицу звуки потасовки – загремела роняемая мебель, зазвенела расколачиваемая посуда, кто-то закричал, а в следующую секунду высокий, сухопарый мужчина в изгвазданном комбинезоне спиной распахнул «крылья летучей мыши» и буквально вылетел вон, упал и перекувыркнулся. Следом заведение покинул рассерженный Тугарин-Змей. Его удерживала за локоть Марина, переодетая в джинсы и кокетливую блузку, еще пуще выделявшую ее прелести и красы.
– Хватит, Илья! – кричала девушка, тормозя обеими ногами. – Да стой же ты, китяра ревнивый!
– Никто не смеет! – прорычал Харин. – Тебя обзывать!
– Все, все! – Марина повисла на великане. – Он больше не будет! Он был дурак пьяный, а теперь ты ему сделал внушение… Пойдем, Илья! Ну?
Тугарин-Змей остановился, потоптался, ворча, и послушно развернулся.
– Вот и молодец! Пошли, пошли… – И врачиня утянула китопаса обратно в салун. Сразу же заиграла хориола, встречая парочку бравурным маршем.
Браун удивился даже – он не испытывал обычной ревности, а уж о тоске с отчаянием и вовсе речи не было. Он прекрасно помнил, как еще вчера Марина извивалась под ним, вскрикивая от удовольствия и требуя: «Еще… Еще! О-о-о…» Даже нежный запах ее духов не забылся, даже горьковатый вкус атласной кожи ее грудей – там, где их сперва лизнуло море, а потом уже язык… Неужто излечился от несчастной любви? Да и была ли та любовь? Или он опростился? Вот что океан животворящий делает!
– Да-а… – протянул Тимофей, сохраняя лицо. – Не буду я к Марине приставать, очень это нездоровое занятие…
Рыжий хмыкнул и склонился над поверженным, подававшим первые признаки жизни.
– Это Орландо, – опознал он обидчика врачини, – со станции Обход. Тут они, рядом, сразу за полосой…
Орландо