не позволю ни одному мальчику на свете на меня писать, пусть даже из-за этого у меня никогда не будет детей. Мгновение длилось недолго, но я все равно помню свою реакцию и понимаю, почему сестра тогда убежала в свою комнату и хлопнула дверью.
Уитт рассказал мне, что на самом деле происходит. Мальчики не писают на девочек.
Эмма объяснила мне все по поводу пениса, влагалища и спермы. Потом сняла с наших кукол Барби одежду.
Мне представляется странным, что о сексе нам рассказал сводный брат. Но это был не единственный родительский долг, который он взвалил на свои плечи.
Маме не нравилось быть нашей матерью. Она хотела быть нам подругой. Говорила, что ждет не дождется, когда мы вырастем, чтобы вместе развлекаться, к примеру, ходить по магазинам или посещать маникюрный салон. Без конца талдычила нам о своих планах, рассказывала, как мы вместе поедем в отпуск, будем ходить в спа-салоны, лежать под зонтиками на пляже, читать журналы и потягивать напитки со вкусом кокоса. Летом порой сама нам их и готовила. А потом говорила, что, повзрослев, мы сможем открыть для себя еще вкуснее, расслабимся от них и испытаем в душе счастье. Я засыпала, грезя о том, что вложила нам в головы мама, и видела во сне нас тремя сестрами.
В те времена, пока мама не закрутила роман с мистером Мартином, мечтаний и планов было много. Уитт постоянно говорил о колледже, заявляя, что хочет стать юристом, как и его мать. Иногда приводил подружек и целовался с ними в подвале. Научился водить и заимел собственный автомобиль. Будто прокладывал нам путь, чтобы мы тоже повзрослели, причем делал это с таким весельем и задором, что мы пребывали в полной уверенности – оно того действительно стоит.
Уголок, в котором мы живем, кажется очень большим, будто представляет собой целый мир, будто все, что в нем происходит, имеет значение. Но это еще не мир. И все события здесь не играют никакой роли.
Подобного рода изречения Уитт стал выдавать после того, как однажды съездил летом в Европу.
На самом деле это лишь маленький уголок. Даже крохотный. Здесь можно прожить один день. Можно стать кем-то еще. Кем угодно. А когда вернешься, он уже совсем не покажется большим, а предстанет таким, какой есть, – игрушечным и миниатюрным. Почти что ничтожным.
Мне было отрадно думать, что наша семья, дом и мама маленькие. Маленькие до такой степени, что все плохое, о чем я думала, в конечном счете так и не случится.
Я не увидела, когда к дому свернула папина машина. Оказалось, он проспал и не услышал звонка. Папа мог спать даже во время землетрясения. В конце концов к нему домой отправили патрульную машину – сообщить, что его дочь жива.
Папа страдал, и я почувствовала, что просто не могу видеть его мучения. У меня было достаточно времени поразмышлять о том, что случилось с нами в этом доме. К тому же я пережила такое, что вдребезги разбило призму, сквозь которую эта история представала передо мной раньше, поэтому теперь она в моих глазах выглядела совсем иначе. Благодаря отцу у нас был прекрасный дом с четырьмя