который снимает половину дома? – сообразила я, успокаиваясь.
– Он самый. А вы гостья, которая сегодня приехала к Зое Константиновне. Вы ее родственница?
Надо же, любопытный какой!
– Нет, я родственница ее подруги. Видели старушку? Я ее племянница.
– И что привело вас в Балахов? – светским тоном спросил учитель.
Мне сделалось смешно.
– Места у вас красивые, – мечтательно протянула я. – Люблю, знаете ли, красивые пейзажи!
– О, это замечательно! – воодушевился сосед. – Пейзажи здесь в самом деле необыкновенные. Знаете, я ведь не только учитель, я еще немножко и художник.
Вот зануда! Челюсти мне свела зевота. А сосед не унимался:
– Вот так утром встанешь рано, до рассвета, возьмешь этюдник, поднимешься на ту горку. Сидишь и смотришь, как солнце встает. На траве роса сияет, как бриллианты. Птицы поют хором. Весь мир кажется новым, знаете, как новенькая монета. Можно даже не расчехлять этюдник, не рисовать. Такая красота!
– Истинный рай, – подтвердила я, чтобы поскорее закончить разговор. Не терплю пустой болтовни, если честно.
Мы еще немного потрепались о погоде, потом учитель рисования поднялся, кряхтя, и сообщил:
– Что ж, рад знакомству. Час поздний, увидимся завтра.
И ухромал на свою половину.
Я еще немного посидела на бревнах, наслаждаясь удивительной тишиной, какой никогда не бывает в большом городе. Потом погасила сигарету и отправилась спать.
Спала я плохо – вообще-то, мой тренированный организм привык отключаться по команде «отбой», и меня не пугает ночевка ни на снегу, ни в болоте. Но сейчас, в мягкой постели, мне было неуютно – в голове непрерывно прокручивались события прошедших дней, беседа со следователем Мироновой, разговор с Зоей, косые взгляды ее мужа… не нравился мне этот дом, и его хозяева в особенности. Я уже поняла, что подруга Филаткиной не так проста, как кажется на первый взгляд. Впрочем, как и сама моя клиентка.
Предчувствия меня не обманули – утро началось с телефонного звонка. Мой мобильный заливался и елозил под подушкой – вчера я забыла поставить его на беззвучный вызов. Схватив трубку, я с трудом разлепила глаза и хриплым со сна голосом каркнула:
– Охотникова. Слушаю.
– Доброе утро, Евгения Максимовна, – произнес мне в ухо ледяной голос. – Это Максим Голиков. У нас чепэ.
Некоторое время я пыталась сообразить, кто такой Голиков и что значит странное слово «чепэ». Потом поняла: со мной говорит владелец детективного агентства «Персона» – тот самый, к кому я обратилась с просьбой собрать информацию о Филаткиной и понаблюдать за ее домом. А чепэ – это чрезвычайное происшествие. Что-то случилось. Что-то очень плохое, иначе Голиков не стал бы звонить мне в такую рань.
– Слушаю, – повторила я.
– Час назад мне позвонили, – все так же холодно и деловито произнес Максим Олегович, – на моего сотрудника напали. Ударили по голове. Он сейчас в коме, лежит в реанимации. Я заявляю в полицию. Поэтому и звоню. Не могу же я оставить