в соединении с разрушительными последствиями бесконечных междоусобных войн вызывали недовольство греков. Это недовольство нашло свой выход в деятельности софистов, чьи умствования, подобно построениям Вольтера, Руссо, Канта и других европейских философов XVIII в., положили начало просвещению, которое не возродило, но лишь испортило те крохи, которые еще оставались от прежнего государственного устройства. Наиболее выдающимися из реформаторов были Сократ (469–399 гг. до н. э.), Платон (420–347 гг. до н. э.) и Аристотель (384–322 гг. до н. э.).
Эти философы не могли понять, что проблема была не в том, чтобы реформировать устройство полиса в соответствии с идеальным архетипом, а в том, расширять границы города до тех пор, пока он не вберет в себя все греческие государства, другими словами, создать эллинское единство и братство. О Сократе, не оставившем письменных сочинений, мы знаем лишь со слов Платона, Ксенофонта и Аристофана. Он полагал, что призван свыше для воспитания всех и каждого, и Ксенофонт сообщает, что он, так же как Жанна д'Арк, слышал божественные голоса (Ксенофон т. Воспоминания о Сократе. 1). Его скучная диалектика вопросов и ответов, должно быть, смутила умы не одного его слушателя, и если диалоги Платона верно передают мысли Сократа, то у консервативных афинян, безусловно, были причины считать его опасным визионером и развратителем юношества[12].
Когда мы обращаемся к диалогам Платона «Государство» и «Законы», мы видим идеальный образец архети– пического устройства города-государства по Сократу, на следование которому должны быть направлены все реформы. Это учение, которое можно сравнить со смесью идей Кальвина, Робеспьера, Маркса и Ленина и назвать «трансцендентальным большевизмом», вероятно, вызвало такую же неприязнь у афинских приверженцев демократии V–IV вв. до н. э., как марксистский большевизм у западных демократов в наши дни.
В этом идеальном самодостаточном, самоконтролируемом государстве граждане разделены на два класса: правители и управляемые. В число первых, называемых «стражами», входят философы и военные, причем женщины[13] наравне с мужчинами; вторые – труженики, ремесленники и слуги – лишены права голоса. Чтобы полностью посвятить себя служению справедливости, стражи не имеют собственности, живут за счет общества, питаются за общим столом, не имеют денег и содержатся трудящимся населением. Их жены и дети также содержатся за счет общества; браки строго регулируются, ребенок не знает ни отца, ни матери, чтобы государство могло быть единой семьей[14].
Простым людям не давалось никакого выбора; их браки – для мужчин в возрасте тридцати – тридцати пяти лет, для женщин – в возрасте от шестнадцати до двадцати, – контролировались женским советом, так, чтобы прирост населения постоянно оставался на одном уровне, и неравные браки строжайше запрещались. Учреждался Ночной совет – своего рода Комитет общественного спасения, и наблюдатели за соблюдением законов – род тайной полиции, – в чьи задачи входило отлавливать