ваше высочество, – процедил он, ускоряя шаг.
– И очень голодная, – заверила Алина его спину. Крылья Тротта дрогнули – то ли усмехнулся, то ли ругнулся, – но принцесса, больше не обижаясь, потрусила за ним. Перепады настроения спутника стали ее занимать. Так, наверное, ощущают себя музыканты: вот коснись этой клавиши или струны, и звук пойдет тяжелый, агрессивный, а вот этой – и зазвенит нежно и весело.
Навстречу путникам по дороге шли две женщины, темноволосые, темноглазые, с корзинами, пристроенными на бедрах, – перед Максом-Охтором они склонили головы, и принцесса недоуменно глянула на него, а потом снова принялась рассматривать местных жительниц. Очень простая одежда: на талии повязаны темные тканевые юбки, за пояса которых заткнуты подолы нижних длинных сорочек, обнажая до колен ноги. Обувь, плетенная из чего-то растительного, напоминала обычные туринские лапти. Они еще долго оглядывались на Алину, а принцесса – на них. Ей было странно, и снова вернулось ощущение нереальности, как в первые дни на Лортахе.
– У них совсем другие глаза, – сказала она молчаливому Тротту, задыхаясь от желания поделиться. – Понимаете?
– Если вы выразитесь конкретнее, – сухо откликнулся инляндец, – возможно, и пойму.
– Вы не замечаете, наверное, – Алина с откровенной жалостью посмотрела на него. – Конечно, вы же давно здесь. У них глаза людей, никогда не видевших телевизора. Электрической лампочки. Магии.
– Большинство из них и книг не видели, – продолжил Тротт, явно забавляясь ее впечатлительностью.
«Ну и пусть», – решила принцесса. Пусть лучше смотрит на нее с усмешкой, чем раздражается. Она переключила внимание на высокие стены и огромные раскрытые ворота, обитые все теми же неровными листами из хитина внахлест, отчего создавалось впечатление, что это шкура огромной змеи.
– Это старая защита от охонгов и пауков-лорхов, – объяснил профессор, заметив ее удивление. – Долгое время круги ограждения расширяли, это труд многих поколений дар-тени. Теперь, даже если лорх случайно доберется сюда, внутрь он пробраться не сможет. Запрыгнет, соскользнет в промежуток между частоколом, застрянет, и его добьют. Здесь постоянно дежурят часовые, – он кивнул на небольшие башенки за воротами, на крытых площадках которых виднелись вооруженные люди. – Если увидят опасность, трубят в рог, созывая жителей, и закрывают ворота.
– А если кто-то не успеет добежать? – с дрожью в голосе поинтересовалась Алина.
– Все знают, что лучше успеть, – жестко проговорил Тротт и, махнув дозорным, шагнул за ворота.
Внутри поселение оказалось большой деревней – домов было очень много, наверное, больше пятидесяти, – со всеми ее звуками и запахами. Частокол примыкал к скалам, за которыми вдалеке виднелись горы. Дома, с темными окнами, приземистые, укрытые или соломой, или дерном с зеленой травой, были расположены хаотично; что-то наподобие главной улицы шло от ворот и терялось среди избушек. Во дворах тоже паслись козы, у скал поблескивало