ему зачет – и как волновалась, и как захватывающе это было и интересно – и как в ответ на ее вопрос, он ли помог ей с физкультурой, профессор тем же тоном процедил: «Что за чушь пришла вам в голову?»
Алинка заморгала в темноту. Сердце билось как сумасшедшее – что-то важное сейчас промелькнуло в полусне, что-то волнующее и важное! – но осколки размышлений ускользали, никак повторно не собираясь в цельную картину, и она так и заснула, хмуря лоб и сердито кривя губы.
Глава 7
Двадцать седьмое марта, Медвежьи горы, Бермонт
Демьян Бермонт открыл глаза – в прозрачной и стылой горной ночи грохотали отдаленные взрывы и в ответ недовольно ворчали склоны, огрызаясь лавинами и камнепадами. Сын бога земли телом ощущал вибрацию породы под собой и, наслаждаясь этой мощью, опустил с походной койки руку ладонью вниз, на утепленный настил, над которым поднималась палатка, – здесь, в местах силы, любое изменение откликалось всплеском энергии, бодрящим не хуже ледяной воды.
Взрывы прекратились, но его величеству больше не спалось. Снаружи выл ледяной ветер, трепля сдвоенное основание палатки, – и крохотный погодный амулет, повешенный в центре, потрескивал, стараясь изо всех сил не пустить зиму внутрь. Демьян зажег лампу; взгляд его упал на часы – четыре утра, – потом на стол, где лежало недописанное письмо Полине:
«…Летом я отвезу тебя в старый лес на востоке. Там, у озера, стоит малинник, а в полдень пахнет так, что кружится голова. Нигде я не ел таких сладких ягод. А с твоей ладони они будут еще слаще…»
От их переписки так и пахло летом и теплом, Полининой незлобивой смешливостью и радостной ее любовью к нему. Демьян, читая письма жены, каждый раз с тяжелым чувством вины удивлялся этому. И трепетал, и чувствовал благодарность, и оттого не стыдился старомодной ласковости своих слов. Главное, что Полине это нравилось.
«Я перечитываю твои письма по несколько раз, пока бодрствую, и улыбаюсь твоим нежностям», – отвечала она ему, и только мысль о ее улыбке заставляла жесткого медвежьего короля каждый день писать ей то, что вслух звучало бы слишком вычурно. Вблизи любовь часто неловка и нелепа, зато на расстоянии звенит по-особенному.
Он, одевшись и умывшись, дописал письмо; разбуженный адъютант принес ему ранний завтрак. Прежде чем приступить к еде, Демьян вышел на плато, где располагался лагерь. Слышались шаги дозорных; пронизывающий ветер выбил последние остатки сонливости, проник сквозь одежду и заставил морщиться – и опять думать о родовом замке и теплой спальне, где ждала его молодая жена. Хотя Пол в это время была еще в медвежьей шкуре и крепко спала, но он скучал по ней и во второй ипостаси.
Было темно: освещение ночью запрещалось, дабы не служить ориентиром для «стрекоз», если они решат атаковать. Вдалеке светился маленький призрачный «цветок» перехода в другой мир, а над горой, где он открылся, облака мерцали от зарева после недавних взрывов. Огня видно не было – лагерь иномирян находился на обратной стороне склона, чтобы защититься от артиллерии Бермонта.
Неладное