Врангелем, последним из белогвардейских генералов (автор ошибается – на Дальнем Востоке сопротивление белых продолжалось до 1922 года, в том числе генералов Дитерихса, Семенова, Унгерна фон Штернберга (последних до 1921 года). – Ред.), растущее упрочение режима стали все более и более признавать как факт даже в Берлине. И практические выводы из этого факта надо было извлечь в интересах рейха. Насколько деликатной была эта проблема (чтобы извлечь нужные выводы), будет показано на примере следующего инцидента, вызванного третьей годовщиной захвата власти большевиками.
Третья годовщина Октябрьской революции
Ближе к концу дня 7 ноября 1920 года народный комиссар иностранных дел Чичерин прислал мне приглашение на официальный ужин, устраиваемый для иностранных представителей в Москве в Доме приемов комиссариата. Поводом была третья годовщина Октябрьской революции[23].
В те дни Дом приемов находился в великолепном дворце, расположенном на правом берегу Москвы-реки, прямо напротив Кремля. До революции он принадлежал украинскому сахарному магнату Харитоненко. После возобновления дипломатических отношений с Великобританией советское правительство предложило это здание британскому посольству, которое и занимает его по сей день.
Приглашение Чичерина поставило меня перед серьезной дилеммой. До сих пор еще не было прецедента участия официальных представителей буржуазно-демократических правительств в официальном праздновании в честь большевистской революции. Тем не менее я решил принять приглашение, поскольку полагал, что мое отсутствие повредит моим официальным отношениям с советскими властями и нанесет ущерб интересам немецких военнопленных в России. Я бы не поступил иначе, даже если бы мог предвидеть политическую бурю, которую вызовет мое посещение праздничного ужина в Германии.
В тот вечер приглашение Чичерина приняла небольшая группа лиц, что как раз соответствовало ограниченному объему отношений, существовавших между Советским государством и внешним миром. Там, помимо меня, были принц Али Гули-хан – посол Персии (Ирана. До 1935 года на Западе и в России предпочитали название (неправильное, примерно такое, как Московия по отношению ко всей России) Персия. С 1935 года по просьбе иранского правительства страну стали официально именовать Ираном. – Ред.), много лет представлявший интересы своей страны в Москве, практично взвесившей преимущества и опасности дружеских отношений между Советской Россией и Персией; посол Афганистана генерал Мохаммед Вали-хан – ярый враг Англии, который не видел большой опасности в принятии помощи со стороны Советского государства против Британии; Секия-бей – турецкий посол для специальных поручений, а также представители трех Балтийских государств без дипломатического статуса, которые действовали как главы комиссий по гражданству и репатриации. При этом последние посвящали, по крайней мере, столько же времени своему собственному