в коммунистической партии был личностью первой величины; его назначение советским послом в Берлин (или полномочным представителем, как это называлось в советской манере, поскольку дореволюционные титулы и иерархические лестницы были отменены) требовало практически чисто формальных процедур и изменения в его названии. 2 августа 1922 года Крестинский вручил Эберту свои верительные грамоты как полпред (сокращение от полномочный представитель) – пост, который ему было суждено занимать в течение восьми лет.
Вакантное место посла в Москве требовало человека, в идеале сочетавшего несколько черт, которые почти никогда нельзя обнаружить в одном конкретном человеке. Прежде всего, не мог быть выбран на этот пост человек, не имевший доверия умеренных партий, доминировавших тогда в Веймарской республике: социал-демократов, демократов и центристов. Так что всякий, кто находился слишком слева или справа, исключался из обсуждения, как и те, кто проявлял непримиримость к падению монархии и демократическим реформам; в любом случае Москва, возможно, отказала бы принять какого-нибудь отъявленного реакционера. Но она (это можно утверждать с еще большей уверенностью) отказала бы социал-демократу, как это показал случай с Августом Мюллером в прошлом году. Таким образом, круг претендентов, очевидно, сужался до лиц, принадлежавших, по крайней мере по своей политической приверженности, к прочному, респектабельному буржуазному центру. В Германии 1920-х годов это не было таким уж труднопреодолимым ограничением. И все же трудно было восполнить следующий пробел: новый посол должен был быть человеком с большим опытом и доказанной способностью к дипломатической службе – карьере, которая всегда была заповедником для способных людей из высших слоев дворянства.
Для этого назначения всерьез рассматривались две кандидатуры. Первая – бывший вице-адмирал Пауль Хинце, до войны личный военный представитель кайзера Вильгельма II при дворе царя Николая II; потом в 1918 году несколько недель он прослужил секретарем по иностранным делам, а сейчас был рьяным сторонником тесного германо-советского сотрудничества. Второй, которому в итоге и достался этот пост, – бывший имперский германский дипломат Ульрих граф Брокдорф-Ранцау.
Ранцау, родившийся 29 мая 1869 года в провинции Шлезвиг (он подписывал свои депеши как Ранцау), был потомком одной древней и гордой благородной семьи, которая могла похвастаться многими блестящими предками. Его тетя, графиня Брокдорф, завещала ему свое имение на том условии, что он добавит ее имя к своему собственному. Но это не помешало графу пользоваться любой возможностью, чтобы дать понять, что он – отпрыск много более древнего, а поэтому более благородного рода Ранцау. Один из его предков был маршалом Франции при Людовике XIV; ходили слухи, что маршал был не только военачальником короля, но и любовником королевы. С типичным цинизмом граф частенько намекал, что последние представители династии Бурбонов в действительности были незаконнорожденными детьми Ранцау.
Граф