моим «эссе», включив туда некоторые мои мысли, расходившиеся с его позицией, в особенности в той ее части, где Джонс оценивал симптомы болезни Фрейда.
Перед тем как поставить Джонса в известность, я поделился своими соображениями с Анной Фрейд. Свое суждение она выразила в письме. Оно превзошло все мои ожидания: «Сам пациент высоко оценил бы Вашу позицию, если бы мог с ней познакомиться». Я решил отправить рукопись Джонсу, когда он возьмется за третий том.
В то время я вел с ним интенсивную переписку по поводу многих аспектов его работы. Тогда мы пришли к соглашению, что мое «эссе» будет опубликовано под моим именем в конце третьего тома и получит название «Последняя глава». Однако позже по ряду причин планы Джонса на этот счет изменились, и он предпочел все предоставленные мною материалы просто включить в свой текст, разумеется, при этом сославшись на меня должным образом. Тем не менее в результате много важной информации выпало из книги. В конечном итоге я понял, что даже рад, что мы отступили от намеченного плана. Прежде всего, я начал осознавать, что отношение Фрейда к смерти как к биологической, физиологической и психологической проблеме выступает в качестве важной составляющей его работы; это отношение изменялось по мере создания Фрейдом своей новой науки, и такое изменение неотъемлемо связано с его самоанализом, продолжавшимся всю жизнь. Придя к этому заключению, я понял, что требуется нечто большее, чем просто «последняя глава». Следовало предпринять попытку возвратиться к истории ее появления.
Ранее я выразил свое нежелание писать биографическое исследование, объяснив это, в частности, тем, что «уважение к частной жизни было частью кодекса чести самого Фрейда». Это утверждение требует некоторых разъяснений. Я упомянул, что в «Толковании сновидений» и прочих работах Фрейд раскрыл некоторые интимные подробности собственной жизни. Он обсуждал их столь открыто, поскольку считал это необходимым для правильного «толкования сновидений» и адекватного понимания «психопатологии обыденной жизни».
На протяжении всей жизни Фрейд очень свободно обсуждал свои самые сокровенные мысли как с Флиссом, так и с многими другими коллегами и друзьями. Однако всегда именно он сам устанавливал пределы допустимой откровенности. Более того, он не мог и представить, по крайней мере сознательно, что все эти материалы попадут в распоряжение биографов. Поэтому в 1936 г. он вначале ужаснулся, узнав, что его переписка с Флиссом оказалась у Мари Бонапарт.
Когда на рубеже веков Фрейд вышел из состояния изоляции, которая была отчасти самоизоляцией, и стал всемирно известен, ему было крайне неприятно находиться в центре всеобщего внимания, в том числе и внимания прессы.
Известно, что со времени своего визита в США в 1909 г. Фрейд стал относиться к этой стране с некоторой предвзятостью. Одной из причин того, возможно, стала именно столь распространенная в Америке как в академических, так и в обывательских кругах атмосфера крайней бесцеремонности.