это его домыслы, не более… но… Винченцо считал Винсента виноватым в ее смерти.
– Что?
– Тому нет никаких доказательств. Сама я в это никогда не верила.
– Но почему ты раньше не говорила со мной об этом?
Я была вне себя.
– Юлия, это случилось задолго до твоего рождения, так ли для тебя это важно?
– Каким образом Винсент мог быть виновен в смерти Джульетты?
– Я не знаю, Юлия. Это не более чем слухи, об этом было не принято расспрашивать. Абсолютное табу. Стоило мне при Винченцо заговорить о его родителях, как он впадал в ярость. Терял рассудок в буквальном смысле слова.
Я закрыла глаза. Пазл не складывался. Нескольких фрагментов явно недоставало.
– Его отца звали Энцо?
– Да. Это он на тебя вышел?
– Нет, немец.
Тут мать совершенно растерялась.
– Чего он от тебя хотел?
– Чтобы я съездила к Винченцо.
Таня пришла в ужас.
– Юлия, если он немец, он не может быть его отцом!
Я не нашла в себе сил пересказывать нашу беседу с Винсентом. С другой стороны, если рассуждать здраво, спустя столько лет уже не различить, где фантазии, а где реальность. Особенно когда речь идет о первой любви. Пусть даже вся история сущая правда, но это не доказывает, что Винсент – отец Винченцо. И если мое сходство с Джульеттой достаточно красноречиво свидетельствует, что она моя бабка, дедом вполне мог быть Энцо, гастарбайтер из Сицилии.
Внезапно я вспомнила кое-что еще.
– Скажи, приходилось ли тебе ездить на автомобиле серебряного цвета с красными сиденьями? Таком шикарном, в стиле шестидесятых…
Мать удивленно посмотрела на меня:
– Откуда ты знаешь?
– Я видела эту машину. Она принадлежит Винсенту.
– Это была машина Винченцо, он очень любил ее.
– Ты сидела в ней? Когда?
– Еще до твоего рождения… За девять месяцев до того, если быть точной. Это было в Италии, на парковке у моря…
– В Италии?
Она кивнула. Я ничего не понимала.
– Ты поедешь к нему? – холодно спросила Таня.
– Пока не знаю.
– Я боюсь за тебя. И это единственная причина моего молчания. Я берегла тебя, Юлия. История в высшей степени темная. Я не хотела, чтобы ты рылась во всем этом, тем более с целью восстановить справедливость. Но теперь ты взрослая, и я не встану у тебя на дороге. Делай что хочешь.
Таня ушла, оставив меня наедине с фотографией. Подарить ее мне – великодушный жест. Когда мне было восемь лет, я выкрала этот снимок из ящика ее письменного стола. После того как мое Большое итальянское путешествие столь бесславно завершилось на мюнхенском Центральном вокзале, я спрятала снимок у себя под кроватью. Таня никогда не спрашивала о нем, потому что, по негласным правилам нашей с ней игры, этого снимка не существовало. «Он» не имел имени, и мы в «нем» не нуждались. Более того, «он» умер.
Однажды мое сокровище пропало. Должно быть, Таня стащила у меня его, как я у нее когда-то. Но я, как и она, не решалась об этом спрашивать.
После Винченцо у матери было много мужчин. С одними она жила, другие оставались у нас