Наоми, Минни… у них все будет отлично. Они хорошие дети.
– Они хорошие дети, – согласилась Николетта. – И Престон в свое время был хорошим ребенком. Знать нельзя. Можно только надеяться.
Джон подумал о Билли Лукасе, милом, симпатичном отличнике, книгочее. Практически высохшая лужа молока и крови. Залитый кровью коллаж из счетов. Задушенная бабушка, алая кровать сестры.
– У них все будет отлично. Не сомневайся. – Он сменил тему. – Между прочим, так уж вышло, что сегодня мне вспомнились фотографии, которые мы сделали на дне рождения Минни. Ты отправляла их родителям по электронной почте?
– Конечно. Я же тебе говорила.
– Наверное, я забыл. Кому-нибудь еще?
– Только Стефании. Иногда Минни напоминает мне ее, когда она была маленькой девочкой.
Стефания, младшая сестра Никки, теперь тридцатидвухлетняя, работала поваром по соусам в известном бостонском ресторане.
– Стефания и твои родители могли отправить фотографии кому-то еще?
Никки пожала плечами, на лице отразилось удивление.
– А что? У меня вдруг появилось ощущение, что это допрос.
Он не хотел тревожить ее. Пока не хотел. Сначала требовалось найти логичное объяснение той тревоге, что охватила его самого.
– На работе один мой коллега упомянул про Минни с заячьими ушками на ее дне рожденья. Кто-то прислал ему фотографию по мейлу. Он не помнил кто.
– Да уж, с этими ушками она выглядит супермилой, и ты знаешь, как люди обмениваются тем, что им нравится. Фотография, возможно, уже вывешена на нескольких сайтах. Милые детки точка ком. Заячьи ушки точка ком…
– Хищники-педофилы точка ком.
Николетта встала.
– Иногда ты остаешься полностью копом, когда с лихвой хватает и половины копа.
– Ты права. Проблема в том, что никогда не знаешь, когда надо быть половиной копа, а когда копом на все сто.
Она чокнулась с ним, чистый, мелодичный звук наполнил ванную.
– Ты не можешь все время мчаться по жизни на пятой передаче.
– Ты знаешь, какой я человек. Сбрасывать скорость получается у меня плохо.
– Пошли обедать. Потом я помогу тебе притормозить.
Она вышла из ванной первой, высоко подняв руку со стаканом, словно несла факел, который освещал им путь.
Он последовал за ней, прихватив свой стакан и бутылку, безмерно радуясь тому, что прожил с ней столько лет, но особенно остро осознавая, что сплетенное в конце концов расплетается, смотанное – разматывается, спутанное – распутывается. И молиться следовало о том, чтобы момент этот наступил, лишь когда ты уже состарился, устал и насладился жизнью. Да только очень часто судьба распоряжалась иначе.
10
До обеда Джон зашел на кухню к Уолтеру и Имоджин Нэш, пусть и не для того, чтобы выразить сочувствие по поводу последнего происшествия с Престоном. Они привыкли рассчитывать только на себя и не хотели, чтобы в них видели жертв. Опять же из чувства собственного достоинства они не могли допустить, чтобы хотя бы маленькая толика