и собираюсь с духом, чтобы спросить Папу, что они с ней сделали и почему. «Люди ошибаются, – говорю я ему. – Для них это естественно. Она не крала телефон, посетитель дал его ей».
Выражение его лица мгновенно меняется с умиротворенного на удивленное, будто стая черных дроздов внезапно сорвалась с дерева. «Ния – это наша забота, Ана», – отвечает он низким голосом, мягко ощупывая мои меридианы – электрические схемы, спрятанные глубоко в моем теле – чтобы восстановить оптимальный поток энергии. «Ей пора было… немного отдохнуть. Впрочем, может пройти не один сезон, прежде чем Супервизоры решат, что она готова вернуться к своей работе».
У меня пропадает дар речи. Не один сезон? Это может длиться почти год. «А как же дети? Они едут издалека, чтобы увидеть ее. Их семьи жертвуют многим ради этого. Разве они не расстроятся?»
Папа поднимает на меня глаза, но по их выражению трудно понять, о чем он думает. В стеклах очков я вижу только свое отражение – коричневые волосы с медным отливом, серо-голубые глаза, изящный носик и губы, как розовый бутон, – но из-за искривления линз мои математически выверенные, идеально правильные черты выглядят искаженными, изломанными. От этого вида в эпигастральной области поднимается тошнота. Впервые, сколько себя помню, присутствие Папы мне неприятно, оно не успокаивает меня. На-оборот, на коже появляется раздражение, словно в моих венах ползают туда-сюда маленькие жучки.
«Посетители все поймут, – говорит он, возвращаясь к осмотру моих меридианов. – А пока, могу я предложить тебе кое-что?»
«Конечно».
«Не думай о Ние, – говорит он мягко. – Сосредоточься на благодарности. На том, чтобы быть счастливой».
16
В Королевство возвращается зима. Хотя здесь всегда тепло; везде, кроме хрустального купола Страны Зимы; свет становится тоньше, и парк закрывается раньше, в десять, а у нас появляется дополнительный час на отдых в спальной комнате или на прогулку по экспозициям парка, когда посетителей там уже нет, на улицах – тишина, и единственный различимый звук – звук метелок уборщиков, подметающих тротуары.
Я не встречаюсь с тем мальчиком, Оуэном Ченом, только вижу его издалека. Несколько раз, заметив меня, он убегал так быстро, словно один мой вид оскорбляет его. Я к такому не привыкла. Большинство посетителей парка ведут себя совершенно иначе – их взгляды притягиваются к нам помимо их воли, словно невидимая сила подчиняет себе их нервную систему. Собственно, я и мои сестры настолько привыкли к тому, что нас разглядывают, что выработали своего рода шестое чувство, которое подсказывает нам, когда за нами наблюдают. Сначала возникают ощущения под кожей, легкий шелест и мягкая дрожь, поднимающаяся по спине, переходящая в руки и достигающая мозга, где происходит обработка информации. Там чувство разделяется, как свет, преломляющийся через призму, и быстро смешивается с импульсами от других органов чувств – зрения, обоняния, оперативной памяти и слуха – и в зависимости от того, кто наблюдает, включается широкий спектр эмоциональных реакций.
Безмятежность.