шахматы час или два. Психоаналитик тогда был одним из сильнейших блицоров в стране, возможно, даже сильнее, чем ожидал Бобби. Файн впоследствии напишет, что Бобби «не оказался серьезным соперником. Домашние помнят, как он раздражался после каждой партии, бормоча себе под нос, что мне “повезло”».
После шести шахматных сессий, проходивших раз в неделю, когда Файну показалось, что Бобби ему начал доверять, психоаналитик словно невзначай начал спрашивать мальчика о том, как у него идут дела в школе. Бобби мигом вскочил на ноги, поняв, что происходит. «Вы меня обманываете», – выпалил он и выбежал из квартиры, чтобы никогда не возвращаться. Файн позднее заметил, что когда бы они ни встречались впоследствии, в клубе или на турнире, Бобби всегда кидал на него сердитый взгляд, «словно я нанес ему неизмеримый вред, пытаясь немного с ним сблизиться».
Хотя может быть есть частица истины в утверждении Файна, что злость Бобби была вызвана всего лишь попыткой психоаналитика «сблизиться» с ним, снять с него «наслоения», главная причина того, что Бобби перестал с ним навсегда разговаривать, заключалась в попытке «обмана», и использовании шахмат в качестве средства. Файн хвастливо писал об «исторической иронии, когда из двух сильнейших шахматистов США двадцатого века один едва не стал психоаналитиком другого». Это вряд ли.
Бобби, со своей стороны, не думал, что с ним что-то не так. В тринадцать лет его поведение в шахматных турнирах и в клубе было вполне доброжелательным, но, подобно многим тинэйджерам, он говорил иногда слишком громко, неуклюже двигался, проходя между рядами играющих, не всегда вел себя воспитанно и «не вылезал» из-за шахматной доски. Ничто в его поступках – в то время – не указывало на наличие серьезных проблем или продвинутого невроза.
Возможно, монография Файна дала толчок прессе; когда бы журналисты ни брались рассказывать о шахматистах, они обязательно находили в них отклонения. Бобби по этой причине часто становился жертвой извращенной интерпретации своей личности. Если у него брали интервью, то обязательно задавали покровительственно-оскорбительные вопросы («Как, у вас нет девушки?»… «А все шахматисты ненормальны?»), и он быстро понял, что сказанное им будет искажено так, чтобы он выглядел фриком. «Задавайте мне нормальные вопросы, – попросил он одного журналиста, – не надо выставлять меня ненормальным». Другому он высказал свое мнение о пишущей братии: «Эти ребята всегда пишут гадкие истории про меня. Они говорят, что я глупый, и что у меня нет таланта ни в чем, кроме шахмат. Это неправда».
В некоторых статьях утверждалось, что Бобби – ученый-идиот с ударением на втором слове. Журнал «Чесс Лайф», негодуя на такое отношение, стал на его защиту, выступив со статьей «Травля Фишера», где назвал подобную писанину «полной чепухой».
Разумеется, Фишера захватили шахматы, и он проводил многие часы за их изучением, но, вероятно, не меньше времени тратили