на попечение, она отправилась из Оберзальцберга в Тироль, в заранее подготовленное место. Несколько недель она прожила в Волькенштайне под именем фрау Бергман. Летом 1945 г. она серьезно заболела и пришла в американский штаб в Больцано. Проведя какое-то время в госпитале в Больцано, она вернулась в Волькенштайн, но в скором времени ее отправили в госпиталь для военнопленных в Мерано, где она скончалась от рака желудка 22 марта 1946 г.[10]
Перед смертью она позаботилась об архиве. Документы, среди которых были письма и записи застольных бесед Гитлера, фрау Борман передала через Франца Хофера, гаулейтера Тироля, Карлу Вольфу, генералу СС, который был предшественником Фегелейна в качестве офицера связи Гиммлера в ставке фюрера до 1943 г., затем командующим силами СС в Италии и, наконец, вел переговоры о капитуляции с союзниками. От Вольфа через итальянского посредника документы попали в руки швейцарского подданного Франсуа Жену, который приобрел авторские права на эти документы у семьи Бормана. Относясь к людям, сочувствующим нацизму, месье Жену убежден, что публикация этих писем поднимет авторитет Бормана в мире. Я придерживаюсь иной точки зрения. Читатель сформирует собственное мнение, используя более авторитетный, чем мы, источник – эту книгу.
Х.Р. Тревор-Ропер
ПИСЬМА
Мартин Борман Герде Борман
Ставка фюрера
16.01.1943
Моя дорогая девочка.
Хочу сказать, что сегодняшний визит Г. Г.[11] был отнюдь не из приятных. Чувствуется, что он глубоко оскорблен, и, очевидно, это произошло не сегодня и не вчера. Он чувствует несправедливое отношение со стороны «der Chif»[12], и приводил в подтверждение примеры.
В течение нескольких последних лет к совершенно никчемным людишкам относились хорошо, даже особо отмечали, а он, Г. Г., только и умеет, что сеять раздор, и т. д. и т. п. Он отмел все мои возражения. Я сказал ему, что да, все так, но фюрер тоже имеет право время от времени быть несправедливым; разве все мы, несмотря на наилучшие намерения, всегда справедливы? Вот так и в случае с Г. Г., сказал я, имеется постоянная высокая оценка заслуг против единственного случая критики. Но все было напрасно. Г. Г. был слишком ожесточен, и временами его критика сводилась к злопыхательству, поэтому в других обстоятельствах у меня не было бы иного выбора, чем встать и заявить: «Прошу прощения, но я вынужден принять к вам строгие меры. Фюрер есть фюрер, и он выше всякой критики!»
Однако я принял во внимание состояние нервного возбуждения Г. Г. и сказал ему, что из-за повышенной нервозности он видит все в искаженном виде. Четырехнедельный отпуск – и он поймет и должным образом оценит гигантские достижения фюрера и его непрекращающуюся на протяжении двадцати трех лет борьбу. И если время от времени у всех нас сдают нервы, то нет ничего удивительного, что нечто подобное случается с фюрером, который решает сверхчеловеческие задачи. Он возвышается над нами, как гора Эверест.