но таким образом создавалось впечатление, что в армии живется весело и легко. На подходе к населенному пункту в каждом эскадроне раздавался приказ:
– Запевалы, вперед!
Порядка двенадцати солдат, по шесть в ряд, выезжали вперед и занимали место за командиром эскадрона; остальной эскадрон продолжал двигаться колонной по трое в ряд. Трубачи вскидывали трубы. Запевалы начинали песню, и ее подхватывал весь эскадрон. Каждый эскадрон пел свою песню. Мелодия накладывалась на мелодию. В России всегда умели и любили петь, и в этом отношении армия ничем не отличалась от народа.
– А теперь прекратите пение, – говорил Меньшиков, когда солдаты переходили уже на не вполне пристойные песни, – рядом деревня, а там девушки.
Но стоило проехать деревню, как снова звучал приказ:
– Запевай!
На маневрах и маршах впереди растянувшейся воинской колонны, опережая ее на несколько часов, ехала группа солдат, человек двенадцать, во главе с офицером. Эта группа занималась размещением гусаров и лошадей на ночлег; в одном доме, как правило, размещали троих-четверых гусаров. Офицеры, естественно, занимали лучшие дома, причем зачастую селились по одному. Если деревня была большая, то в ней останавливался весь полк, но иногда приходилось занимать две или три деревни. Когда полк въезжал в деревню, квартирмейстеры размещали нас в подготовленных для каждого эскадрона домах.
Иногда возникали споры с местным населением; кто-то не хотел брать нас на постой, и, строго говоря, мы не имели права заставлять их. Когда шумные споры солдат с крестьянками привлекали внимание Меньшикова, он тут же мчался к спорящим и говорил:
– Ну что ж, если вы не хотите, мы не будем останавливаться в вашем доме. Но мне требуется письменное объяснение. Берите лист бумаги и пишите, что возражаете против нашего размещения. У вас есть право отказать нам, и я не имею ничего против. Если вы не умеете писать, то я напишу за вас, а вы подпишетесь или поставите крест вместо подписи.
Русские крестьяне всегда инстинктивно боялись подписывать какие-либо бумаги. Спор мгновенно затихал, хозяева открывали ворота, и гусары заводили лошадей во двор.
Я никогда не забуду ночь, проведенную в доме лавочника в небольшом провинциальном городке. Днем хозяин дома уехал по делам и вернулся только к вечеру. Мне постелили в общей комнате. Иногда память хранит запахи даже лучше, чем воспоминания. В комнате на окнах стояло множество комнатных цветов в разных по величине и форме горшках, которые издавали неповторимый аромат. В одном углу висело несколько икон, перед каждой из которых горели маленькие лампады. Вернувшийся домой хозяин первым делом подошел к иконам, опустился на колени, что-то тихо прошептал и только после этого, встав с колен, подошел ко мне и представился:
– Попов, хозяин дома.
Во время своих первых маневров я столкнулся с довольно нестандартной интерпретацией воинского устава: старший по званию отвечает за поведение своих подчиненных. Как-то группу офицеров разместили в одном