которого образовались капельки конденсата.
В тусклом освещении бара жидкость казалась совершенно черной. Я взял стакан – оба бармена с любопытством уставились на меня – и влил в себя ледяную жидкость. Крепкий напиток ухнул вниз, на мгновенье заморозил внутренности, а потом взорвался огненной вспышкой. Будь у меня на макушке волосы, уверен – они встали бы дыбом. Ух-х-х, хорошо! Аж темечко заломило. Бармены несколько разочарованно отвернулись и вновь занялись своими делами.
В этот момент заиграла музыка и на сцену, перекидывая микрофон из одной ладони в другую, вышел длинноволосый певец в черной футболке, армейских камуфляжных штанах и ботинках с высокой шнуровкой. Я смахнул с глаз выступившие слезы, но разглядеть других музыкантов не смог: то ли так и было задумано, то ли просто не отладили свет. За столиками захлопали и засвистели. Сразу видно, ценители собрались.
Музыка приутихла, и певец на одном дыхании выдал длинный речитатив:
Рассчитавшись с удачей последней монетой,
Ухожу я на дно – моя песенка спета.
Впереди у меня мрак холодных подвалов,
Горечь водки… и, возможно, – путевка в нирвану.
Сначала слова вылетали со скоростью пулеметной очереди, но под конец ритм замедлился, а слова зазвучали с непонятной для меня горечью. Эта самая горечь делала не столь заметным пафос текста.
Заиграл проигрыш. Ритмичная электронная музыка действовала на нервы, и я повернулся к бармену:
– Сколько с меня?
– Три с половиной тысячи, плюс десять процентов за обслуживание, – сверился тот с записями.
Ничего себе, здесь расценочки! Я вытряхнул на барную стойку монеты, отсчитал нужную сумму и ссыпал оставшиеся деньги обратно в карман.
Певец вытер вспотевшее лицо футболкой, дождался нужного места и продолжил:
Слишком много наших стали жертвами мысли,
Будто тот прожил жизнь, кто ее прожил быстро,
Я бы плюнул в лицо их героиновым гуру,
Я бы плюнул в живых… но кругом только трупы.
Хмыкнув, я пошел к выходу. Желания досмотреть выступление до конца не возникло. Не зацепило меня, да и слышал я все это уже где-то.
Как ни странно, алкоголь не расслабил, а только придал дополнительный заряд бодрости. Теперь надо все дела успеть порешать, пока отходняк не начался.
Развернув на столе четвертушку газетного листа с горкой травки посередине, Городовский забил косяк, раскурил его и протянул Стасу. Тот помотал головой и потянулся к стоящей на столе бутылке с минералкой. Сушнячок долбит?
Я прошел мимо, сделав вид, что их не заметил, и уже подошел к двери, когда певец прокричал еще один куплет:
Мне кричат: подыхай, потом будет поздно,
Мол, пока молодой – это дьявольски просто,
Ага, щас! Я вцеплюсь в жизнь зубами,
Я живу! Я – живой! Кто против – тех на…
Дверь захлопнулась за спиной, оборвав окончание куплета. А неплохая здесь звукоизоляция.
Постаравшись