– 100.
И это – ложь! Ордонанс № 562 никогда не выполнялся!
Да и не мог быть выполнен.
Ну, давайте посчитаем. При взрыве комендатуры погибли 66 человек: генерал Глогоджану, 4 немецких офицера, 15 румынских офицеров и еще 46 унтер-офицеров, солдат и гражданских лиц.
Простой расчет показывает, что казнить в таком случае нужно было 8600 коммунистов: за офицеров – 4000, а за унтер-офицеров, солдат и гражданских лиц еще 4600.
Но где, скажите на милость, румыны могли найти в Одессе столько коммунистов? У нас и до войны их было всего чуть более 12 тысяч – точнее, 12 192.
Верхушка эвакуировалась, а те, что рангом пониже, ушли на фронт. Речь могла идти о сотнях, а не о тысячах.
И еще. Полковник Попеску доставил Ордонанс № 562 в полдень 24 октября 1941-го. К этому времени уже были повешены более 5 тысяч евреев и шла ускоренная подготовка ко второму этапу уничтожения – на стенах домов, на воротах и на афишных тумбах уже был вывешен приказ «всем жидам города Одессы явиться на Дальник».
Так что не надо «охать и ахать» по поводу «страшного» Ордонанса № 562. В жизни и смерти евреев Одессы все было гораздо страшнее.
На Дальник…
«Дал-ны-к»…
Это труднопроизносимое слово намертво врезалось в память румын.
Дальник – проклятый Дальник – последний рубеж обороны Одессы, который никак не могла одолеть доблестная румынская армия.
Дальник действительно взять было непросто. Ведь именно здесь, на Дальнике, впервые вступили в бой знаменитые ракетные установки, названные ласковым женским именем «Катюша».
Эффект был потрясающим! Вначале румыны замерли в оцепенении, а затем с истошными воплями пустились в бегство. За один только день, 2 октября 1941-го, на Дальнике было уничтожено более 1000 румынских солдат, и сотни две еще сдались в плен.
Дальник был проклятием для румын.
Теперь он станет проклятием для евреев Одессы.
Рваные клочья тумана, словно из милосердия, белым саваном окутали трупы повешенных. Мертвая тишина, как беззвучное эхо прошедшей ночи, накрыла улицы. Мертвая тишина, тем более странная, что город начал уже заполняться живыми людьми.
Это евреи…
Они выбираются из своих домов, и с каждой минутой их становится все больше и больше – сотни, нет, тысячи, тысячи…
В основном это женщины – старые и молодые.
Женщины с детьми.
Но как не похожи они на наших полногрудых громкоголосых еврейских женщин!
У этих женщин бледные лица, покрасневшие от слез глаза, узелки и корзинки в руках. Дети одеты тепло – в пальтишках и шапочках, на тоненьких шейках повязаны яркие шерстяные шарфики. Красные, зеленые, желтые…
Боже мой, почему их так много, этих веселых шарфиков?
Боже мой, почему их так много – детей?
Медленно идут евреи, неуверенно. Словно еще не решили – идти или не идти. Словно все еще ждут какого-то чуда, которое вот-вот случится, и тогда… и тогда не надо будет уже идти.
Но чуда нет.