Если вы моего Эдика найдете, вы передайте ему, что я всегда готова его принять. Что бы у него там ни случилось. И помогу, если надо. Скажите, – добавила она, едва сдерживая слезы, – что зла я на него никогда не держала.
В парке Политехнического института, гордо переименованного после падения советской власти в университет, но, к счастью, сохранившего за собой звание одного из сильнейших учебных заведений страны, подруги оказались только через полтора часа.
Университет, где на отделении экономики и финансов пытался учиться Эдик, находился на другом конце города. И добираться туда подругам пришлось, минуя бесконечные пробки. И уже у площади Мужества они поняли, что дойти пешком до цели куда быстрее, чем продвигаться вперед со скоростью черепахи.
– Авария впереди, не иначе, – одобрил их решение шофер.
Идя через пестреющий осенними красками старинный парк, девушки самозабвенно шуршали листьями, забираясь в огромные кучи, собранные у обочин тропинок.
– В детстве я обожала валяться в ворохах листьев, – вспомнила Кира. – Бабушка водила меня в наш парк. И если осень была сухая, то я зарывалась в листья иногда с головой.
– Знаю, я ведь тоже была с тобой! – напомнила ей Леся. – Нас же твоя бабушка двоих водила.
– Ты со мной не прыгала! – с детской запальчивостью возразила Кира. – Ты вечно терлась возле бабушки и держалась за ручку.
Леся покраснела. Она и в самом деле очень любила Кирину бабушку, которая, в отличие от собственной Лесиной матери, никогда не кричала на девочку. И если Лесе случалось, будучи в гостях у Киры, пролить что-то на пол или даже разбить тарелку, то она не цепенела от ужаса, ожидая окриков, а то и колотушку.
Дома за испорченную вещь с нее бы содрали три шкуры. А Кирина бабушка только сокрушенно качала головой и говорила:
– Как же ты так неаккуратно, Лесенька. В следующий раз будь внимательней. Ну ничего, посуда к счастью бьется. А пятна всегда отстирать можно.
Готовить, убирать в квартире, шить и вышивать Леся тоже научилась у этой замечательной женщины. Хотя ее мать, не знавшая об этом, приписывала успехи дочери своему педагогическому методу, которым и до сих пор очень гордилась.
После смерти Кириной бабушки Леся словно осиротела. И хотя дома у нее была родная мать, она еще долгое время лила слезы по ночам, засыпая на мокрой подушке.
Леся робко посмотрела на подругу, но все же решилась задать вопрос, который она все не находила случая задать.
– Кира, а ты по ней скучаешь? – спросила она у подруги.
– Да, – каким-то удивительно бесцветным голосом ответила Кира, сразу же поняв, о ком спрашивает подруга. – У меня же, кроме нее и тебя, никого близкого на свете и не было. – Как ты думаешь, что я должна была чувствовать, когда ее не стало?
И подруги дружно вздохнули.
– Я иногда думаю, что же она, бедная, должна там чувствовать, видя, как мы с тобой мыкаемся? – произнесла наконец Кира. – Это же ужас, как мы с тобой живем. Нам обеим скоро тридцать. А мы даже замуж ни разу не сходили! Мы же с тобой старые девы!
– Ну