хотели казаться нормальными, нормальные косили под дураков, но как-то однообразно, словно по медицинским учебникам они симулировали – без того танца фантазии, который свойственен настоящему безумию.
Большой шум случался только по вине Ушанки. Этот пациент был натуральным психом. На голове у него красовалась шапка из облезлого рыжего зверька, и снимать её он категорически отказывался. Если кто-то отбирал у него головной убор, Ушанка по-детски неутешно рыдал и, закрывая руками свою беззащитную лысину, кричал, что его мозг простудится. В конце концов доктора махнули рукой на чудака.
Хотя, возможно, Ушанка всё хитро рассчитал. Меховая шапка смягчала удары, а лупили Ушанку неоднократно. За чрезмерное любопытство. За то, что в больших количествах воровал и прятал под чужими матрасами алюминиевые ложки. За то, что сигареты без конца клянчил.
– Деньги, деньги, деньги… Деньги портят человека! Особенно, если они ворованные! Воруем-веруем, воруем-веруем… Так, во что веруем? – Ушанка подсел со своей миской к Зине, когда та обедала у окна. Голос у него был несерьёзный, будто у Буратино, который старичком решил притвориться.
– Ни во что не веруем, – Зина недовольно покосилась на бледное одутловатое лицо Ушанки и стала смотреть на улицу, где на солнце загорала стая одномастных дворняжек.
– И в жизнь загробную не верите? – удивился он, шумно хлебая казённый суп с тонюсенькими ошметками курятины. Несчастная курица была жертвой взрыва, ножом так расчленить птицу невозможно.
– Там что… – Зина кивнула на потолок, – есть кто-то? – словно ждала сообщения о только что сделанном открытии. – Хотите сказать, моя душа существует?
– И-и-и, милая моя… Бабочка в коконе, и та подозревает, что у неё имеются крылья… Ну хорошо! Перечислите, кто вас любит.
Зина рассердилась: на него, а заодно и на себя, что попала к дуракам и теперь не может даже сбежать от одного из них.
– Мужчина, вы мне не даёте поесть спокойно.
Она потянулась было за костылями, но тут ей вспомнились снимки в кабинете директора банка – сам директор, его пышноволосая жена с померанцевым шпицем на руках, двое детёнышей. Под пальмами, на фоне океана, на лыжном склоне, на веранде ресторана, в бассейне. Смеются, смеются, смеются. Даже шпиц их рыжий улыбается… В компании этих семейных фотографий Ельцин на стене казался просто милым дедушкой.
– Никто меня не любит.
Набивший свой рот Ушанка обрадованно потёр руки, торопливо дожевал и попросил Зину перечислить самые яркие воспоминания.
– Не имею таких, – покорно призналась она.
– А если я предложу на выбор? Для релаксации – красивые уголки земного шара, океан, пляж с белым песочком. Для экстрима – восхождение на Арарат, сплав по реке Иркут. Амазония… Всё это есть в моей мемотеке.
Зина впервые улыбнулась, и глаза Ушанки блеснули.
– Я нескромно допускаю, – быстро зашептал он, осмотревшись по сторонам, – что уже