свое недовольство по поводу и без действий Маккоула-старшего. Дункан терпеливо сносил его выходки, как кровный старший брат и многое спускал ему с рук. Однако умел, как никто другой, в нужное время лишь одним взглядом напомнить Ричарду своё место, пресекая дальнейшие пересуды.
На пиршестве Джесс была немного скованна, потому что чувствовала на себе сотни любопытных взглядов со всех сторон. К тому же в зале, что она не сразу заметила, не было ни единой женской фигуры, за исключением прислуги, которая быстро исчезала из виду господ, закончив выполнять свои обязанности в угоду гостям.
Люди Дункана много говорили о ратных подвигах соратников, союзников-иностранцев и самого короля, только вся эта болтовня сопровождалась шутками, подтруниваниями и часто бахвальством, наверное, отчасти от выпитых хмельных напитков. Вот лишь один эпизод такой трескотни:
– Ты говоришь, одним ударом головы сшиб десятерых охранников этой крепости! То-то я смотрю, ты все эти дни туго соображаешь, с утра шлем на задницу натянул, того и глядишь, к вечеру во мне жену разглядишь. Ха-Ха! – залился смехом здоровяк-толстяк с длинными косами волос вдоль лица. На нем был надет килт – национальное одеяние горцев-шотландцев. Все называли его Ленокс, говорящее имя, ничего не скажешь, означающее «вяз». Присутствующие поддержали его насмешку дружным хохотом. К удивлению Джесс, тот воин, в адрес которого была пущена оскорбительная шутка, совсем не разозлился, а напротив, поддержал общее веселье, находчиво отвечая обидчику остротами все в таком же духе.
Следом затронули политику, но Дункан почему-то почти сразу прервал направление беседы присутствующих. Вдруг он попросил Ленокса сыграть что-нибудь задорное на волынке. Некоторых других, очевидно, тоже владеющих музыкальными инструментами – подыграть здоровяку на ударных и струнных, чтобы потешить его невесту, а заодно и гостей.
Мелодии оказались, действительно, веселыми и залихватскими. Барабаны издавали ритмичные звуки, а яркие напевы волынки заставили большую часть мужчин выделывать завораживающие кренделя национальных танцев. Паркенс дивилась этим диковинным зрелищем танцующих горцев. Такого она еще нигде не видела!
Среди увлекательного шума, вызванного полудикими плясками и смехом, Джессика обратила внимание, что Дункану что-то озабочено шептал слуга возникший внезапно. Маккоул привстал и прошел к выходу из зала с общим весельем. Там она увидела, как человек, вероятно, путник, беспорядок его внешнего вида красноречиво на это указывал, вручил ему свиток бумаги, опоясанный печатью. Дункан пригласил гонца присоединиться к их пиршеству, а сам, нисколько не мешкая, развернул свиток и торопливо пробежался по нему глазами. После прочтения послания он никак не выказал своей реакции на его содержимое. Лишь подошел к месту, где сидела Джесс, и, учтиво подав ей руку, объявил о своем дальнейшем намерении только девушке:
– Надеюсь, сегодняшний вечер добавил вам положительных эмоций и вы не пожалели,