сделалась больше последней. Только так Любовь стала единством, ибо здесь ей пожертвован один. Павел призывает каждого почитать «один другого высшим себя» (Фил.2,3-4). («Я хочу быть с тобой! И я буду с тобой!..» — мы помним эту «острую бритву»).
Поэтому через Иисуса любовь стала Абсолютом. Безграничностью. Альфой и омегой бытия. Иисус же — сияние этих альфы и омеги в человеке. Поэтому верить в Христа — это уметь любить сущее. И если есть любовь в человеке, то он не останется «без успеха и плода в познании Господа нашего Иисуса Христа» (2 Петр.1,5-8). Вера как некоторое насильственное трансцендирование (выход за пределы наличного мира) снимается в переживании реальной любви к реальному.
Религия, уже отмечалось, — проецирование содержания человеческой жизни в плоскость трансцендентного — абсолютного, вечного, надмирного, сверхчувственного; и в трансцендентной плоскости христианства содержание человеческой жизни отобразилось как ее смысл, заключающийся в любви к человеку. Нельзя сказать, чтобы этот смысл сформировался именно и только в христианстве. Этот смысл уже был предугадан античной философией. В своих сентенциях о человеколюбии отцы церкви всецело опирались на этические идеи стоиков, иногда повторяя их дословно, но плагиат сознательно замалчивался, поскольку в отношении язычества идеологи христианства установили границу отвержения. Однако эта граница заключается не в разглагольствовании отцов церкви или языческих философов на предмет человечности, а в том факте, что Христос сделал Любовь своей жизнью, самим Собой, сделал Любовь реальным Событием. Явил, «показал» Любовь Собой. Я не знаю, могут ли искренне верить в Христа те, кто никогда не стремился «положить душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13), не проявлял, не хотел сердцем, не был готов к самой настоящей жертвенности.
Две тысячи лет назад была открыта эта простая и грандиозная формула: смысл человеческой жизни равен любви. Но на уровне социального бытия нет перемен — здесь человечность так и остается подавленной бесчеловечностью, обретающей все новые и все более изощренные формы, опредмеченные в оружии массового уничтожения как военно-технического, так и культурно-манипулятивного (идеологического) толка. Печальный исторический опыт европейских народов свидетельствует о том, что «формула Любви» не присутствует и не может присутствовать на уровне социальной жизни, заданной логикой множественности и власти, логикой ненасытного обогащения.
«Формула Любви» есть формула личной жизни. Именно здесь проявляется магнетическое влияние этой формулы, без ее воплощения личная жизнь может быть какой угодно «содержательной» и одновременно бессмысленной, пустой и тщетной. И люди ищут: кто — слепо, кто — прозревает маяк, свет которого брезжит в тумане. Некоторые чудаки, сумевшие выразить свое основное стремление, называют предмет поиска — «абсолютный брак» (в замечательном романе А. Мердок «Море, море» главный герой (которому за 60, он познал мир, творчество, славу) понимает, что ничто и никто, кроме поистине любимой единственной женщины,