Оперные тайны. Любовь Казарновская

– в первый раз она обращается к нему на «ты». То есть, как поётся совсем в другой опере, «венцы златые, милый мой, на нас наденут завтра». Она уже себе это представляет, иначе зачем бы ей няню пытать насчёт её венчания? Она считает, что услышала этот глас Божий. Никак иначе!

      Вся жизнь моя было залогом

      Свиданья верного с тобой,

      Я знаю, ты мне послан Богом,

      До гроба ты хранитель мой.

      Ты в сновиденьях мне являлся,

      Незримый, ты мне был уж мил,

      Твой чудный взгляд меня томил,

      В душе твой голос раздавался…

      То есть в этом человеке сейчас и заключён весь смысл её жизни. Всё абсолютно лучшее, что есть в ней, что есть в её сердце, в её душе, в её мечтах об идеале, в её мечтах о самом прекрасном, самом лучшем человеке, которого она всё-таки всегда надеялась в жизни встретить – прежде чем она станет «верная супруга и добродетельная мать».

      «Вся жизнь моя была залогом…» И вот тут, говорил Станиславский, надо откинуться на постели, размечтавшись…

      Ты в сновиденьях мне являлся…

      То есть она встретила тот самый идеал – абсолютный, прекрасный, совершенный!

      Незримый, ты уж был мне мил…

      Потому что тут расслабление мышц. Ведь гениальная актёрская игра, особенно связанная с музыкой, – это, по сути, напряжение и расслабление мышц. Если нет этих смен пластики рук, тела, если мы не чувствуем эти разные температурные режимы, то вряд ли мы высоко оценим талант артиста.

      И дальше опять:

      Не правда ль? я тебя слыхала:

      Ты говорил со мной в тиши,

      Когда я бедным помогала

      Или молитвой услаждала

      Тоску волнуемой души?

      И в это самое мгновенье

      Не ты ли, милое виденье,

      В прозрачной темноте мелькнул,

      Приникнул тихо к изголовью?

      Это её тихая радость, трепет в её этой прекрасной детской постели. Это её мир – детская комната, альков, кровать, книги, трюмо, чернильница, перо, подушка, в которую она плачет и которой поверяет свои мысли…