целая.
Спустя совсем чуть-чуть времени я уже не была в этом уверена. Мне показалось, что ту комнатку вместе со мною взял великан, как стаканчик с костями, и перед броском СТАРАТЕЛЬНО встряхивает. Ой, хорошо бы, самого броска не было! Обрывки цепей звенели и зверски больно били по чему попало. Меня и еще двух женщин, которые, оказывается, там уже были. Мы по очереди читали «Credo», как ты велел, а по очереди – рассказывали друг другу, кто откуда. Одна была аж из Труа, другая – вообще из Майнца! Я ее не очень хорошо понимала. Хорошо еще с тобой, папенька, ездила на ярмарку много раз, а там по-всякому говорят.
Чтобы не забыть, я опишу их здесь, хотя на самом деле тогда, при встрече, было немного НЕ ДО ТОГО, чтобы их разглядеть. А когда позже, уже здесь, разглядела, то подумала, что из двух попутчиц можно было бы сделать одну валькирию, деву-воительницу, в каких верили на севере, пока туда не распространилась христианская вера, а теперь только сказки остались. Та, что из Майнца, молодая, высокая и сильная сероглазая блондинка, двигается она быстро и решительно. Но ее серые глаза добры и улыбчивы, скругленный треугольный подбородок выдает мягкий характер, щеки с ямочками говорят о смешливости, и говорит она поспешно, часто восторгаясь чем-нибудь, в крайнем случае – посмеивается над чем-то или кем-то, но никогда не злобствует. Да и может ли валькирия быть хоть сколько-нибудь загорелой? Не то чтобы она была смуглой, как та, что появилась после меня… Та, что из Труа, пожилая полная, даже рыхлая, невысокого росточка – примерно с меня. И не блондинка – а ведь у валькирий волосы должны быть цвета чистого золота! – а шатенка. Но ее овальное лицо, если не обращать внимания на естественные для ее возраста морщины, совершенно. И притом сохраняет строгое бескомпромиссное выражение. Глаза – большие, голубые, слегка даже выпученные – выражают равнодушное усталое презрение небожительницы, за которым скрывается тщательно спрятанная до поры до времени безумная и в то же время ледяная ярость. Священное безумие, управляющее ею тогда и так, как велит Тор или кто там считался у северян предводителем валькирий. Такова же и ее речь: спокойная и равнодушно-вежливая, но почему-то наводящая на мысль о возможности неожиданной вспышки, если окажется затронута ее гордость. Потому с ней все тоже разговаривают очень вежливо.
Все это – насчет характера валькирии – только догадки, конечно, основанные на ее внешности.
Но, возвращаясь к тому времени, как мы ВСТРЕТИЛИСЬ, тогда разглядывали мы не друг друга, а старались выведать, куда нас тащат. Впереди, а иногда – сзади, была щелочка, в нее было чуть-чуть видно. Хотя ветер в глаза так и свистел. Я видела Луару, мы летели вдоль нее, значит, на юг, нет на юго-запад – она удалялась и скоро скрылась. Я видела у тебя, папенька, карту. А далее мы нашли карту в здешней школьной библиотеке, и все разобрали, как летели. О, какая это карта! Таких подробных я не видела никогда! Одно только не слишком удобно – север у ней почему-то сверху, а не восток. Но к этому легко привыкнуть.
Сразу