остановили у входа как постороннего.
– Мне можно, – сказал художник, взглянув стражу порядка в глаза.
– Да, – немедленно изменил тот свое мнение, – вам можно. Проходите.
Следователь уже закончил составлять протокол и брать показания. На лестничной площадке шестого этажа оказалось не протолкнуться, но он прошел свободно. Две открытые двери соседствующих квартир, кровь на полу, выложенном мелкой кафельной плиткой. Ни тебе обведенного мелом контура тела, ни обмотанных сигнальной лентой помещений, все скучно и повседневно.
– Как это произошло? – спросил Владимир, обняв дрожавшую Алену, после того как следователь закончил.
Бо́льшую часть своей жизни Кузьма Фомичев был безобиднейшим человеком, лишь в Сети позволяя себе жечь глаголом. На просторах родного бложика равных ему не было, тиранить и унижать мог кого угодно, однако в реальной жизни слыл вполне неплохим человеком, спокойным и рассудительным, любителем поесть, выпить, посмотреть старое кино на постапокалиптическую тематику, понянчить племянницу. Порой на улице его принимали за священника богобоязненные старушки, и Кузя осенял их размашистым крестным знамением, попутно благословляя. Что было несколько неправильно с морально-этической точки зрения, зато старушки радовались.
Все несколько менялось под воздействием алкоголя. В злобного урода он Фомичева не превращал, однако делал резче и агрессивней.
В то же время в соседней квартире жил Максим Камнев, неудовлетворенный жизнью разнорабочий, склонный к алкоголизму и повышенной агрессии. Он пил и скандалил всю прошлую ночь, как это часто бывало, вымещая злобу на жене и детях. Пребывавший же в состоянии опьянения Кузьма, проснувшись, заявил, что «хватит это терпеть», и помчался тарабанить в соседскую дверь, выкрикивая оскорбления и вызовы на честный бой.
Бывший десантник Камнев открыл дверь с ножом «Оборотень НД» в руке и нанес несколько быстрых ударов в живот ночного гостя. Скончался художник на месте, до приезда «скорой», там же и задержали его убийцу, ибо тот не пытался скрыться, а вернулся на кухню допивать беленькую, вследствие чего потерял сознание.
– Здесь пока что нельзя курить, – сообщил один из полицейских, когда Владимир, выйдя из квартиры мертвого друга, вытащил пачку «Донского».
– Простите.
Убрав сигареты, он достал стилус и нажал на одну из двух кнопок, тем самым останавливая время во вселенной. Прекратили идти часы; птицы, насекомые и самолеты замерли в воздухе, каждое живое существо, каждый предмет, каждый химический процесс и физическое воздействие – все замерло, став неподвижным холстом. При этом появилось нечто вроде эфемерного интерфейса, рабочей среды графического редактора вроде тех, в которых художник привык работать. Реальность была готова к изменению.
При помощи стилуса выделив место преступления в отдельную рабочую область и сохранив ее дубликат на отдельном слое бытия, Владимир словно бы нажал на кнопку «История», что привело к появлению списка изменений, происшедших на данной рабочей области. Он выделил