вся жизненная конструкция человека. И, наверное, поэтому, его так легко заставить уверовать во что-либо, даже в самую что ни на есть несусветную бессмыслицу – так велико желание человека во что-нибудь веровать. Где для этого многого и не надо, а всего-то нужно знать его чаяния и нужды, которые большим разнообразием и не могут похвастаться. – Сказал представитель тайной организации, Никак, оторвавшись от зрачка оптического прицела и, посмотрев на Устранителя.
– И как бы это когнитивным диссонансом не отдавало, а всего легче заставить человека поверить в безверие и в частности, в отсутствии веры в самого человека. А уж о человеке человек, обязательно судя по себе, всё, всё паскудное знает. И эти его знания, – человек в сущности своей большая скотина, – дай им только благоприятные условия для своего роста, то они не дадут человеку шанса для своего оправдания перед лицом этого другого человека, так много и по себе знающего о человеческой подлости. Так что когда он будет поставлен перед выбором, или я или он, то выбор для него всегда будет очевиден. – Никак переводит свой взгляд на экран телефона, вдумчиво на него смотрит и задаётся риторическим вопросом:
– И как же нам решить этот вопрос выбора? – Никак некоторое время тратит на раздумье и, просветлев в лице, даёт ответ на свой же вопрос. – В таком случае только жребий даёт чувство объективности. Как ты насчёт жребия? – уж больно замысловато улыбается Никак, глядя на Устранителя.
– Я только за. – Следует ответ Устранителя. – И что это будет за жребий? – спрашивает Устранитель.
– Сейчас увидишь. – Сказал Никак, нажимая на телефоне кнопку вызова. И в тот же момент, в здании напротив, в том самом кабинете, где который уже час находятся в неведении насчёт своего будущего, члены совета директоров одного могущественного финансового конгломерата, а может и всего синдиката, – а это бесконечно их мучает, даже не меньше чем вид этих ненавистных рож напротив, так сказать товарищей по несчастью, которых и так еле терпел из-за необходимости, а тут приходится во всю подвергать себя испытанию нахождения с ними в одном помещении столько времени, – раздаётся телефонный звонок и он вновь по особому оживляет внутреннюю жизнь в этом помещении.
И, наверное, это отчасти хорошо, а то последний час в кабинете установилась такая смертная тоска, – а это один из множества вариантов, и пока не самый плохой, сопутствующих нахождению долгое время в одном помещении людей разной формации (вот когда они начнут по очереди сходить с ума, то тут в пору бить в морду…тьфу в тревогу, то есть в ту же, но другую морду – а это непременно случится при долгой зацикленности на себе, а к этому как раз и принуждают взявшие их в заложники люди нелюди),– что прикимаривший господин Талантов мог бы сойти за героя, раз он не побоялся уснуть в такой, насквозь пропитанной злостью и ненавистью друг к другу обстановке – как-то общая беда не сплачивала их, а наоборот, разъединяла. А это оттого, что они смотрели на всё произошедшее с ними так, как они это привыкли делать, с позиции акционера, в призме своего инвестиционного портфеля. А