ту субботу Фрэнк не чувствовал ни подлинного страха, ни беспокойства. Скорее, им овладело возбуждение. В каком-то смысле, как он говорил позже, казалось, будто все ждали этого момента с самого 1907 года. По мнению Фрэнка, Марвин и его правительство могли считать это своим триумфом. Какими бы циничными ни были причины всеобщего оживления – годы милитаристских речей явно не прошли даром, – каким бы кратким и необоснованным оно ни оказалось, в такой момент лучше быть оптимистом и чувствовать решимость, а не страх.
Одна из первых записей в дневнике Фрэнка гласит, что он восхитился при виде открытых полицейских участков – в субботу! «Должно быть, ввели чрезвычайное положение», – заметил он.
К вечеру он достал свою форму. Фрэнк хоть и был обычным добровольцем Фирда, имел почетное звание капитана Медицинской службы сухопутных войск, но особенно этим не хвалился, даже я мало об этом знала. Но я знала, с какой гордостью он носит на своем темно-синем берете отполированную кокарду с посохом Асклепия.
По словам Фрэнка, он хорошо спал в ту ночь, несмотря на гомон снаружи. Вопреки официальным указаниям, уже начались стихийные незапланированные эвакуации. К тому же по городу разносился шум буйных празднеств – люди веселились в последнюю мирную ночь.
У меня нет причин не верить ему, хотя мне в лесной тиши Стэнмура не спалось.
12. Мобилизация
В шесть часов утра Фрэнка, как и других людей по всей стране в то воскресенье, разбудил оглушительный перезвон церковных колоколов. В Лондоне за этим последовали крики, свист и пронзительные сигналы громкоговорителей, установленных на фургонах.
Фрэнк приготовил завтрак еще накануне вечером, рассчитывая на ранний подъем. Радио он включать не стал, хотя и подозревал, что тем самым нарушает какой-то второстепенный указ. Он умылся, побрился, натянул форму, сапоги, шинель и синий берет, запихнул в рюкзак туалетные принадлежности, сунул в кобуру служебный револьвер, выключил газ и электричество, положил в карман документы и покинул квартиру.
Гоуэр-стрит переменилась.
Полицейские и военные были повсюду. Новые плакаты на стенах, фонарных столбах и патрульных фургонах объявляли о введении чрезвычайных мер: военного положения, комендантского часа, карточной системы, всевозможных ограничений на передвижение. Возле дома Фрэнка мальчик продавал газеты – очередной экстренный выпуск «Дейли мейл» с портретом Черчилля, военного министра, который закатывал рукава. Текст на первой полосе гласил:
ОНИ ОСМЕЛИЛИСЬ ВЕРНУТЬСЯ
МЫ ГОТОВЫ
У НАС ЕСТЬ ПЛАН
ИМ НЕ ПОБЕДИТЬ
ДАВАЙТЕ ВОЗЬМЕМСЯ ЗА ДЕЛО!
Фрэнк не стал покупать газету. Он не обращал особого внимания на пламенные призывы властей, которые, вероятно, сами уже обратились в бегство. Черчилль, возможно, был похвальным исключением – все-таки он был ветераном Первой войны.
Хотя повсюду сновали люди, гражданских автомобилей на дорогах было