комнате, значило обвинять в произошедшем их связь. Андре не был к этому готов.
– Разве вы были плохой матерью?
– Наверняка невнимательной…
– Поль не был один, у него были вы, я, его дед! Все его любили!
Он сказал это с такой горячностью, что Мадлен как будто полегчало. Она поднялась и указала на листы бумаги: – Вы работали, я вам мешаю… Это стихи? – Она смотрела на него, как на ребенка перед причастием. – Я рада за вас, Андре.
Она подошла к двери, вспомнила, что для того, чтобы она не заскрипела, надо резко дернуть.
Андре было не по себе.
Своим внезапным визитом Мадлен подтвердила шаткость его положения в доме. Скоро ему придется уйти. Как он проживет без учительской зарплаты? Андре перебирал имеющиеся у него в запасе хилые возможности. Профессиональный опыт позволял ему претендовать только на пост учителя французского языка или латыни. Прежде всего следовало найти место, а потом проводить десятки часов с противными учениками за мизерное жалованье, на которое придется питаться, одеваться, где-то жить, боже, у него даже лишних сорока франков нет, а арендную плату постоянно повышают!
На пороге Мадлен обернулась:
– Я хотела сказать вам, Андре… – Она шептала, как в церкви. – Вы были так добры к Полю… Это правда… Вы можете оставаться здесь сколько пожелаете… Надеюсь, что Поль когда-нибудь… Даже не сомневайтесь…
Андре так никогда и не узнал, в чем он мог не сомневаться, потому что Мадлен резко оборвала фразу и исчезла, закрыв за собой дверь.
Андре продолжал жить в доме Перикуров, делая вид, что верит, будто к этому его принуждает «крайняя нужда», как он сам снисходительно называл свое положение. На самом деле оказалось, что он не столь горд, как думал. По распоряжению Мадлен раз в неделю горничная опять стала убирать в его комнате, ему стирали и гладили, отапливали его спальню, а жалованье ему все так же выплачивали по понедельникам раз в две недели.
При встрече Мадлен останавливалась: о, Андре, как поживаете? Она смотрела на него, как на Поля, когда тот был маленьким, в ее взгляде читалась любовь, великодушие и жалость к своим собственным чувствам – некоторым матерям это свойственно.
8
Гюстав Жубер ездил из банка в больницу, потом опять в банк, затем в дом Перикуров. В ожидании доставки новенького «студебеккера» он сам сидел за рулем «стара» модели М и возил с собой бухгалтера Броше.
Установился определенный ритуал. Они входили. Жубер извинялся перед Броше. Он держался с персоналом почтительно, как когда-то до него Перикур. Чем более уважительны вы с подчиненными, тем больше они вас боятся, – говорил он, – они потрясены, вежливость кажется им угрожающей, таков закон психологии.
Броше усаживался в коридоре на стул, клал свои объемистые папки с документами на колени. Жубер заходил в библиотеку, куда, в зависимости от времени, горничная приносила чай или стаканчик портвейна. По пути она предлагала что-нибудь Броше, тот неизменно в знак отказа поднимал руку – спасибо, – в непосредственной близости от патрона он не осмелился бы