родины и бабников при случае смешивала в одну кучу их действия и квалифицировала одинаково – статья 58. ч.1 УК РСФСР (контрреволюционные преступления). То есть, как говорил Шульга, Володе Назарову, соседу по нарам, – Я получил свой срок за то, что залез не на ту революционерку, на что, засмеявшись, Назаров ответил, – Выходит дорог нынче лохматый сейф, раз за пользование женским телом, судят, как за контрреволюционную деятельность! У Шульги не было претензий к судебной тройке, срок он свой получил за дело, как говорится, вначале надо было со своими бабами разобраться, но он одного не мог понять, почему их политзаключенных держали заодно с ворами и грабителями? Ведь это не люди – это людоеды! Мало того, что они уничтожали себе подобных, можно сказать, собратьев по несчастью, так они еще умудрялись прицепом третировать нас политических. Не проходило и дня, чтобы кого-то не выносили по утрам, ногами вперед! Резали и убивали за неосторожно оброненное слово, за мизерную краюху хлеба, за отстаивание своих взглядов, которые могли отличаться от их пещерных правил. Причем в большинстве там не на, что было смотреть, маленькие, плюгавенькие, щербатые, там греху то зацепиться не за что, но гонору и косноязычия хоть отбавляй. А эта, так называемая воровская феня, порой доводила его до белого каления. Эти воры говорили, как будто бы по-русски, но Шульга с удивлением ловил себя на том, что не понимает и доброй трети произносимых этими странными людьми слов. И порой он испытывал непреодолимое желание, набить всем этим невеждам морду орфографическим словарём русского языка. У этих недочеловеков, поголовно, со временем вырабатывается менталитет волка – уступил? Значит слабый! Раз слабый – надо дожимать и топтать дальше! И тут же, если получил достойный отпор, начинают попутно подшучивать над неугодным, чаще, иронично унижать его своим довольно таки, злобным и воинственным сарказмом и пренебрежением. То есть напрямую они доставать уже опасались и ждали, когда он сам нарушит свод воровских понятий, дальше сходняк воров, вызов его на правило и, как закономерность, ставят на ножи. Не идти нельзя, убьют сразу на месте! Особенно бесновались так называемые воры и их прислужники из шестерок. Их известный девиз: "Ты умри сегодня, а я завтра", как никогда подходил именно для этой среды! Работать они не любили, да и делать ничего не умели. Помимо воров, политических очень третировала администрация лагеря, а военный конвой из солдат и офицеров, вообще зверел от малейшего неповиновения, стреляли в любого, кто посмотрит криво или не туда шагнет в колонне по пути на работу. Майор Старцев, садист и сумасброд, начальник лагерного пункта, очень любил водочку с селедочкой и порой, изрядно поддав горячительного, размахивая пистолетом, издевательски орал с крыльца администрации: – Запомните, паскуды, сталинская конституция для вас – это я! Вы никто, вы грязь лагерная! Что хочу, то и сделаю с любым из вас! Я для вас закон, и я для вас мама и папа! Прибегал, матерясь, зам. начальника лагеря по режиму, отбирал пистолет и уводил его спать. А люди
