раз дяде присылали из глубинки непонятных детей с неразборчивыми записками, которых он пестовал как своих собственных, планируя их жизнь на долгие годы вперед и закладывая для этой жизни фундамент. А уж о стариках и старушках, оставшихся в одиночестве, и говорить не приходилось. По дому постоянно бродили божьи одуванчики, посасывая карамельки и рассовывая фантики в антикварные вазы.
Дядя любил старинные вещи и даже рискнул повесить в гостиной картину старого голландского художника, которая стоила баснословных денег. Это был портрет молодого человека в роскошном парчовом костюме. Портрет был чудный, но Марина опасалась, что в следующий раз, появившись у дяди, увидит, что юноше фломастером пририсовали усы.
«Вещи – это тлен, Мариночка, – сказал как-то дядя Арсений, когда она попыталась заступиться за бархатное бабушкино платье, которым чьи-то мелкие отпрыски вытирали с пола разлитый компот. – Не следует на них циклиться. Вещи нужны, чтобы жить комфортно или услаждать взор, но они не могут стать самоцелью. Крепкое родовое гнездо, которое неподвластно бурям и шквальному ветру, – вот что главное в этой жизни. Барахло превратится в пыль, а люди останутся, прорастут в следующие века и расцветут по всей земле».
С такой сокрушительно жизнелюбивой философией не могла бороться даже его жена, которую дядя Арсений нежно любил и потакал всем ее капризам. Хотя надо отдать должное Ирине Владимировне, капризов у нее было раз, два – и обчелся. Да и некогда особенно капризничать женщине, отвечающей за целый дом, по которому разгуливают выводки Старостиных.
Съезжая с Кольцевой дороги к поселку, в котором находился дом дяди, Марина гадала, кого она встретит там сегодня. Только бы не младенцев! Их она боялась как огня. Стоило ей посетить семейное сборище, где в наличии имелись младенцы, как она немедленно оказывалась в роли няньки. «Приучайся, – говорили мамаши, которые были счастливы сбыть с рук свои сокровища хотя бы на пару часов. – Рано или поздно тебе придется с этим столкнуться». Марина искренне считала, что в таком изматывающем деле, как выращивание детей, тренировки только вредят.
На этот раз по двору бегали не дети, а две крупные дворняжки радостного вида с закрученными бубликом хвостами. Марине даже показалось, что она видит на их мордах улыбки. Еще бы! Если они принадлежат кому-нибудь из членов клана Старостиных, их наверняка нашпиговали едой, как домашние колбаски салом. Сытые собаки проявили к Марине дружелюбное внимание и полезли целоваться. Одна поцарапала ей коленку грязными когтями, а вторая обслюнявила глаз. Тушь мгновенно растеклась, и сразу полились слезы.
Дверь ей открыла незнакомая тетка с пирожком в руке. Второй пирожок, судя по всему, лежал у нее за щекой, потому что говорить она не могла и только мычала что-то нечленораздельное. Опытная Марина быстро поздоровалась и просто обошла ее по периметру, проникнув в холл. Из кухни доносились умопомрачительные запахи и громкие голоса, среди которых доминировал голос хозяйки.
– А,