Работы авангардистов на военные темы до сих пор повергают в трепет. Что может быть страшнее “Ада” (1917–1918) Жоржа Леруа, изобразившего poilus[8] в противогазах и утонувшие в лужах трупы в черном дыму, среди грязи? 48 Что может быть ужаснее “Матерей” Макса Слефогта – бесконечной процессии женщин, рыдающих над бесконечным рвом с трупами мужчин? 49
Но ничто не демонстрирует стойкую дурную репутацию Первой мировой войны нагляднее, чем свежая английская беллетристика. Самый яркий пример – трилогия Пэт Баркер “Реабилитация”, опубликованная в 90-х годах. Писательница, по сути, пересказывает историю взаимоотношений Зигфрида Сассуна и психолога У. Х. Риверса более привычным для современного читателя языком, нежели тот, каким пользовался сам Сассун в “Пути Шерстона”. Для этого она прибегает к помощи вымышленного персонажа Билли Прайера (циника-бисексуала, выходца из низов). Тему секса подлинная военная литература, как правило, обходит стороной (из-за стыда авторов и, в неменьшей мере, из-за цензуры). Прайер нужен, чтобы говорить о сексе. С точки зрения историка, этот персонаж подозрительно анахроничен, хотя он и обеспечил трилогии успех. Разумеется, Прайер ненавидит войну (хотя и ненамного сильнее, чем себя).
Отношение самой Баркер к Первой мировой более откровенно выражено в “Дороге призраков”: в беседе четырех офицеров (один из них – Уилфред Оуэн) во время затишья между боями. Первый (бывший студент из Манчестера по имени Поттс) разделяет взгляд фабианцев[9] на войну, которая “обогащает торгашей”. Алле (“он из старой военной династии и получил хорошее и дорогое образование, достаточное для того, чтобы рассуждать как можно реже”) возражает: “Мы сражаемся за законные интересы нашей страны. Мы сражаемся за бельгийский нейтралитет. Мы сражаемся за независимость Франции… Как бы то ни было, это справедливая война”. Но эти слова прозвучали не с пафосом, а “умоляюще”, как будто произнесенные “маленьким мальчиком”. Прайер, конечно, разбирается в ситуации куда лучше: “Не осталось разумных причин для самооправдания. Война стала как бы воспроизводить сама себя. Никому она не выгодна. Никто не может управлять ее ходом. Никто не знает, как ее прекратить”. Алле соглашается. Лежа на смертном одре, лишившись большей части лица, он перед смертью еле разборчиво произносит: “Оно того не стоило”. Как если бы пытаясь донести эту мысль до тех, кто остался дома, остальные раненые присоединяются, и их голоса, повторяющие: “Не стоило!”, сливаются в “гуле протеста – не против этого крика, а в его поддержку”. Даже Риверс – тот самый, который убеждал Сассуна, Оуэна и Прайера вернуться на фронт (где двое из них погибли), – чувствует себя обязанным присоединиться 50.
Не меньший успех имел роман Себастьяна Фолкса “И пели птицы…” (1994). Книга начинается с описания довоенного романтического приключения во Франции главного героя, Стивена Рейсфорда. Когда Стивен вернулся в Амьен в 1917 году офицером, он нашел место, где был счастлив, обезображенным бомбардировкой, а женщину, которую любил, –