не значило, что можно сидеть здесь сколько угодно. Реакцию клеток и тканей надо тщательно изучить! Маловероятно, что длительная остановка времени пройдет бесследно… Или понятие длительности здесь неуместно?
Даже у меня не находилось ответа на такой сложный вопрос: если время остановилось, может ли быть, что мои клетки не испытывают никакого воздействия? Но ведь я сам двигаюсь, функционирую, думаю, в конце концов – значит, процессы не прекратились. Как и у профессора Алексеева.
– Грегор, как нам выйти отсюда?
– Так же, как и вошли. Нужно только просчитать точку, где время будет нестабильным.
– Сколько на это уйдет… времени?
– Нисколько – я уже все подсчитал.
Мы бежали к самой удачной точке из возможных – в темной и грязной подворотне, вдали от потока людей и машин. Сигнал часов оживил мир, будто ударив в его сердце электрическим разрядом; профессор все никак не мог отдышаться и понять, что же на самом деле произошло – с отстраненным выражением лица он прижимал ладонь к мокрым кирпичным стенам, как бы удивляясь, что все вокруг реально.
– Как же это… что это…
– Это – нестабильная область, – подняв палец, ответил я. – Время нелинейно и не так примитивно, как вы, люди, представляете. Это такая же характеристика мира, как длина, ширина или высота; стоит найти слабую точку во временном каркасе, как малейшее движение выведет его из равновесия. Я не уверен, почему мы можем достичь этого именно так – с помощью сигнала будильника. Возможно, дело в частоте звука, а, может, в конкретном наборе сигналов… Очень трудно сказать без специального оборудования и длительных исследований. Как знать – может, это все потому, что сигнал исходит именно от наручных часов?..
– Что ты имеешь в виду?
– Я и сам до конца не понимаю. Вдруг мир тоже умеет мыслить? Что, если ему знакомы человеческие понятия? И он нарушает собственные принципы времени потому, что нужный сигнал исходит не от автомобильного клаксона, а именно от вещи, олицетворяющей движение времени? Как в нас живут микроорганизмы, так и мы живем в мире вокруг; никогда не знаешь, что окажется разумным существом. Может, и камни умеют радоваться и расстраиваться – просто мы это не можем осознать. Или они делают это не так, как все.
Профессор тряхнул седой шевелюрой. Я почти физически ощущал, как огромные, неподъемные мысли ворочаются в его голове.
– Это слишком сложно для принятия и осознания. Давай отложим на потом такой тяжелый разговор.
– Да, пожалуй. Профессор, за вами, как и мной теперь, откроет охоту «Либерти Лабс». Есть, куда идти? Спрятаться?
– Э-э-э… – Алексеев рассеянно осматривался.
– Соберитесь, профессор, время не терпит!
– Да… да, есть! Мой друг, очень хороший друг, он… живет за чертой города, у самого леса. Я уверен, он сможет нам помочь.
– Вы ему доверяете?
– Уж кому-кому, а ему – точно. Больше, чем себе.
– Хорошо, раз так. Мне тоже нужно укрытие. Я