Желтая, а на ней три бугая с картины Васнецова. Папиросы такие же могучие, как богатыри – огромные мундштуки с золотистым ободком под табачной гильзой внушают уважение. Это вам не «Беломорканал» и даже не «Казбек». Закончив с косяком, наливаю бокал Киндзмараули. Грузины лучшие мастера виноделия! Подкрашенный химическими добавками вермут или «Аромат степи» – напитки ханыг – и рядом никогда не стояли даже с самым паршивым вином кавказских аборигенов.
От глубокой затяжки свербит в горле. Хочется кашлянуть, с трудом сдерживаю себя. Ядреный дым заполняет легкие, бьет по мозгам. Вторая затяжка усиливает эффект: голова тяжелеет и начинает кружиться. Стоны соседей отходят на другой план. На первом – волшебство, в которое я погружаюсь. Утонувшая во мраке комната походит на бесконечную вселенную. Светодиодный индикатор телевизора выглядит одинокой звездой в погасшем небе. Третья затяжка и глоток вина поднимают меня в воздух. Все, законы гравитации, или как там ее называют физики, преодолены. С папиросой в зубах и бокалом я плыву в темноте и приземляюсь у розетки. Прижимаюсь ухом. Молодые еще не закончили свои бесноватые игры и продолжают истязать себя любовью. Вот где ненасытные природные инстинкты проявляются во всю мощь. Собаки давно бы уже кончили и повернулись друг к другу хвостами. Эти же экспериментируют с позами. Надо посмотреть, что там у них, какая нынче позиция в приоритете?! Заглядываю в отверстие розетки. Темно. Хитрые сволочи! Конспирируются! После затяжки мое зрение становится острее. Я вижу, как молодой кролик скачет на крольчихе. Неожиданно он замирает и прислушивается. Батюшки! С обратной стороны розетки меня изучает неподвижный, стеклянный и холодный, как у питона зрачок. Может, это вовсе и не кролик? Мне становится дурно, будто поймали за руку в момент кражи. Ничего, сейчас я устрою Варфоломеевскую ночь!
От сбежавшей с дальнобойщиком очередной жены-подруги остался клубок шерстяных ниток, проткнутый спицами. Когда я смотрю на него, то представляю голову гейши с традиционной прической, из которой торчат канзаши. Выдергиваю длинные стальные иглы, допиваю вино и подскакиваю к розетке. «Сейчас ты, сука, попляшешь!» – ободряю я себя и вонзаю спицы в наэлектризованные от вида распутства отверстия. Последнее, что я помню – ни с чем несравнимый удар, парализовавший тело. Он оказался гораздо мощнее май-лисайского гашиша. Меня найдут через неделю, может, через две. А может, спохватятся через несколько лет за неуплату услуг ЖКХ. Придут крикливые тетки из ЖЭКа в компании участкового милиционера, взломают двери. Их встретит мумия с погасшим косяком во рту и спицами в скрюченных, костлявых пальцах. Ежик седых волос затянется паутиной, да и провалившиеся глазницы, наверное, облюбует паучок. Заглянут любопытные, некогда похотливые соседи. «Ни хрена себе! – обескуражено воскликнут они, – мы-то думали, здесь никто не проживает, а тут, оказывается, спит труп на красных простынях!»