пальцем и, наконец, посмотрел мне в лицо:
– Кто стрелял в тебя?
– Мой дружинник. То есть, воин, которым я командовал.
– Ваше племя – предательское. Я не удивлен. Но тики-тасы говорят, что в тебе скрыта иная печаль.
Я склонил голову и глубоко вздохнул, а глаза наполнились слезами.
– Отец не стал слушать и мне пришлось сразиться с ним. Он предпочел умилостивить богов, вместо того, чтобы пощадить невинных людей.
Шаман покачал головой и швырнул в очаг новую охапку трав. На сей раз жилище озарило синее сияние. Только сейчас я обратил внимание на то, что тело старика покрывают татуировки. Альв носил только кожаные штаны и подбитые мехом мокасины, а на жилистом теле красовались какие-то строки изречений, записанные на неизвестном мне языке. Глаза отливали малахитом, а седые пряди длинных волос доходили шаману до груди. Он накинул плед и вздохнул:
– Спи. Зима заканчивается – с приходом тепла вернется и твое здоровье.
Спустя еще полтора месяца снег начал таять, ручейки побежали по лесным тропкам, а два ласковых солнца согрели молодые зеленые стебельки первых цветков. Я, опираясь на палку, стоял у входа в шаманский типи, наблюдая за жизнью альвийского поселения в самой гуще леса. Это стало моим любимым развлечением, кроме, пожалуй, прогулок по лесу в сопровождении Чогэна – именно так звали старого альва. Деревня располагалась на небольшой опушке у бурного холодного ручья, спрятанная за могучими соснами и широкими елями. С каждым днем мы заходили все дальше, увлекаясь беседой – шаман рассказывал мне о своем народе, а я – о жизни Стохетхейма и его обитателей, о воинских традициях и культуре людей. Я понял альвов и перестал испытывать к ним ненависть – они нападали на людей в лесах, потому что знали, что дружины убивали невиновных, а колдуны творили жуткие вещи. Жители отдаленных человеческих селений тайно торговали с альвами и иногда искали у них приюта и защиты от собственных хозяев. Так поступали и в Инностинге. Альв также рассказал мне о Спасителях Бальдра, про которых мне доводилось слышать и раньше; большую их часть составляли крестьяне и солдаты-дезертиры, которые вели почти что безнадежную войну со Стохетхеймом и Бледными.
Жители альвийской деревушки едва говорили по-человечески, и шаман поведал мне, что выучил язык у одного из торговцев, который раньше часто приходил к ним в стан. Альвы жили простой жизнью охотников и собирателей, преследуя оленей и кабанов меж деревьев. Женщины бились и охотились наравне с мужчинами; дети играли возле ручья, заливисто смеясь и пуская в воздух странные штуки на веревках. Из листов грубой бумаги они складывали причудливые фигурки и заставляли их парить на ветру. Раскрашивали таких «воздушных змеев» все на свой лад – чей-то изображал птицу, иной был разукрашен в красный и скалился нарисованной пастью чудовища. Я любил сидеть у порога шаманского типи и наблюдать за плавным полетом бумажных чудищ, размышляя о судьбе отца, Кэри и о том, что же мне теперь делать.