крестьянскую телегу и попросила ее хозяина подвезти. Крестьяне не поверили в сказку о павшей лошади и тетке, к которой она якобы добирается, но подсесть на телегу разрешили.
Болтая ногами и угощая чумазых ребятишек сушеным урюком, Анни выяснила, что семья из пяти взрослых и полудюжины ребятишек ехала на свадьбу к родственникам.
И направлялись они почти туда, куда ей было нужно, а потому девочка с радостью согласилась поучить детей азбуке за возможность добраться до графского поместья в большой и теплой компании.
Крестьяне особенно не спешили, часто останавливаясь, варили простой жиденький кулеш с ранними грибами и травами, заправляя жареным луком с салом. Дети собирали поздние ягоды, лекарственные травы и мох. Женщины, болтая и напевая, вышивали красной и зеленой шерстью подарок молодым – огромное покрывало, украшенное цветами и травами. Старуха вязали из грубой шерсти носки, варежки, теплые жилеты и платки.
Старик с изрезанным морщинами лицом, от старости почти не слезающий с телеги, плел из бересты лапти и туески. А однажды сплел из узких полосок ажурный венец, и водрузил его на совершенно выгоревшие на солнце волосы Анни.
Дети вокруг захлопали в ладоши, а девочка постарше завистливо вздохнула и принялась теребить деда:
– Деда, деда! А мне такой венок? А мне?
Погладив внучку по толстенькой косичке, старик пообещал непременно порадовать и внучку, а поутру младшая невестка не добудилась свекра. Это была первая смерть, увиденная Аннелорой, и она запомнилась навсегда. Берестяной венец, завернутый в чистое полотенце, стал ее последним детским сокровищем.
Потом к их телеге присоединилась повозка с циркачами и еще пара крестьянских семей. Все они ехали в направлении западных графств и предпочитали двигаться в большой компании.
Караван, однако, став солиднее, как ни странно, начал двигаться быстрее. Вечерами у костра уже не только рассказывали сказки, но и пели песни, загадывали загадки и даже немножко танцевали.
Однажды к костру подошла сморщенная, словно печеное яблоко, смуглая старуха. Она долго всматривалась в огонь, покуривая изогнутую трубку, а потом неожиданно поймала Аннелору за руку:
– Сядь, малышка, – попросила она, вглядываясь в наивные серые глазенки своими пронзительными черными очами. Покачала головой: – Ох, беда! Глупая девочка, давно ли ты сохнешь по парню со светлой головой и черным сердцем?
Анни дернулась, пугаясь и непонятных речей, и самого облика старой ведьмы.
Но старуха не отпускала, вцепившись в левую руку скрюченными пальцами. Бережно погладила извилистые линии на ладони, еще раз заглянула в глаза:
– Ты не знала? Его сердце черно, как безлунная ночь. Он мечтал о почестях и золоте, вот и совершил страшный грех, присушил тебя зельем.
– Неправда, не верю! – пискнула напуганная дочь герцога и отчаянно забилась, задергалась, будто пойманная птица.
Гадалка покачала головой и ткнула мундштуком в грудь девушки:
– Не хочешь