эта единственная кровная ниточка, связывающая ее с супругом, – с энтузиазмом первых миссионеров отстаивала свои взгляды на жизнь.
Так, она наотрез отказалась отправляться к урсулинкам, как все благородные девицы, – коим требовалось хоть какое-то образование, прежде чем они выйдут замуж и так же как их матери возлягут на кроватях с витыми колоннами и парчовыми балдахинами. Точнее, в монастырь к ученым сестрам ее привезли, но уже через неделю примчался гонец от аббатисы Микаэлы (в миру – маркизы де Гро-Гро), с настойчивой просьбой забрать из стен подвластного ей монастыря юную графиню д’Шампольон. Сбивчивое письмо, с плохо замаскированными угрозами и истериками, заканчивающееся откровенной взяткой – отслужить за счет монастыря десяток месс в честь здоровья и благоденствия графской семьи – в замке никого особенно не удивило. Всю эту неделю и в парадных покоях, и в лакейской, и на конюшне, скорее поражались тому, что маленькую госпожу удалось усадить в карету и увести из замка. Иными словами, меньше чем за семь лет жизни дочь д’Шампольонов жестко обозначил свою позицию – будет, как я сказала, или не будет никак!
Правду сказать, не всех эта позиция устраивала (высокородная мать до последних своих дней единолично возглавляла оппозицию). Но, учитывая, что иных отпрысков у графской четы не было, да и вряд ли уже появятся, то наследницей всего обширного владения – замка, земель, деревень, городов, вассалов и вот этой резной кровати – становилась именно эта строптивая девочка, что сейчас гордо стояла посреди парадной спальни и вызывающе смотрела на мать.
Высокородная графиня не могла не признать, что вязкая от престижных браков кровь де ла Рошмарирозов, буквально вопиет в маленькой бунтарке. «Наша кровь, моя госпожа» – ворчливо приговаривала старая кормилица графини после очередной стычки матери и дочери. Высокородная графиня хмурилась, раздувала ноздри, шпыняла кормилицу, но потом морщила губы в улыбке.
«Да уж, вся в меня», – с удовлетворением думала она, – «никакой флегматичности этого ленивого болвана, моего мужа. Да и мастью она пошла в нашу семью».
Тут самое время сказать, как выглядела урожденная принцесса де ла Рошмарироз, блиставшая когда-то при императорском дворе, во все времена славившегося изысканными красавицами.
Не слишком высокая, но худая и тонкокостная. Блондинка до бесцветности. Носик немного островат. Глаза чуть водянистые. Манеры чопорные. Общее впечатление – дама самых чистых кровей и придворного воспитания. А имя, связи и состояние семьи превращали ее буквально в венец творения!
Вот и сейчас высокородная графиня до последнего держала лицо. Придворные дамы, камеристки, горничные и старая кормилица, затаив дыхание, ждали: насколько умело их госпожа продемонстрирует еще одну грань имперского этикета.
– Я не ослышалась, дочь моя, вы хотите свой двор? – с предельно равнодушным видом уточнила графиня.
– Свой двор и свой замок! – так же невозмутимо ответила юная графиня.
– Вы