ввалились в наш большой уютный дом. Батюшка, не раздеваясь, не снимая тапок, протопал к себе в комнату и, опустившись на колени, истово перекрестился на иконы.
Я же снял полушубок, повесил его на гвоздь в сенях и помог разоблачиться Гессу. Надеюсь, никто не обратил внимания, что сегодня он при всех разговаривал? Ну а если обратили, так, наверное, забыли уже в пылу сражения. Там же лютый махач был, хорошо ещё всерьёз не пострадал никто.
Кроме чертей, разумеется. Но для них это дело сейчас пойдёт по второму кругу, там уже Анчутка с ломом возьмёт своё, а он драться умеет, по себе знаю. Кстати, как-то вдруг забылся и сам факт того, что наш православный батюшка каких-то полчаса назад стоял с петлёй на шее.
Ему оно уже не было ни капли интересно, у него теперь другая радость, Фруктовая…
Когда я вошёл в горницу, отец Пафнутий и Дарья уже стояли в обнимку. Признаться, я слегка вздрогнул.
– От же праздник-то какой, внученька от любимая приехала!
Нет, не от их родственных объятий и поцелуев в щёчку, просто, когда девушка сняла вязаную зимнюю шапочку, оказалось, что у неё очень короткая мальчишеская стрижка и совершенно седые волосы. Не крашеные, а именно седые. Это если и не пугало, то напрягало уж точно.
– Знакомься, паря! – Батюшка развернулся ко мне, чуть подталкивая внучку за плечи. – Это от Дашка! Дочка средняя моей Насти, по отцу Дарья Константиновна Фруктовая! Сам от по сей день ржу от ихней милой фамилии, но куды деваться-то?
– Ну, де-э-эда…
– Мы уже познакомились, – вежливо кивнул я.
– Когда успели-то? А впрочем, дурное от дело-то не хитрое. Ну, что ж от, за стол, что ли? Федька, ставь от самовар!
Пока я занимался кухней, Дарья раскрыла сумку, выставив на стол городские гостинцы: белёвский мармелад, коркуновские конфеты, дорогой российский сыр в форме шара, в блестящей чёрной упаковке, и что-то ещё по мелочи.
Как я понял из обрывков их разговора, дочь нашего батюшки вышла замуж в Питере, там же родила и вырастила эту самую Дашу, которая на данный момент проходит полевую практику по линии МЧС. Внучка деда любит и навещает не реже двух-трёх раз в год, но чаще конечно же летом.
Гесс мгновенно поднял морду на запах вкусняшек и, умильно виляя обрубком хвоста, стуча когтями, пошёл на цыпочках выпрашивать свою долю. Клянчить он умел, у доберманов это в крови.
Но вот то, что он аккуратно выпустил из зубов и положил передо мной одну шоколадную конфету, граничило по значимости с резким изменением русла Двины куда-нибудь в Китай.
– На, это тебе. Я хороший?
– Говори потише, услышат.
– Я хороший, я заботливый, я тебе вкусняшку принёс. Погладь меня!
Заслужил, не спорю, я терпеливо погладил вымогателя промеж ушей.
– А конфетку ты сам съешь? Не поделишься с бедной голодной собаченькой?
Ох, лысина Сократова, на что я надеялся, в самом деле…
– Забирай её целиком. Вкусная?
Счастливый доберман сглотнул конфету не жуя и довольно закивал.
– А эта Фруктовая, она